Оказавшись в здании, где хранили уран, Вебер увидел, что двери заперты на старый висячий замок. Двери вели в большой зал с грязным полом и высокими окнами. От одной стены до другой тянулись кирпичные платформы высотой по колено. На платформах, на фанерных листах, на расстоянии около трёх метров друг от друга стояли стальные короба и кассеты с высокообогащённым ураном, отделённые друг от друга, чтобы не вызвать цепную реакцию. Каждый контейнер был снабжён металлическим жетоном, где были указаны его содержимое и объём. Вебер и Гифт с помощью сотрудников завода выбрали несколько контейнеров и отвезли их в небольшую лабораторию. Они взвесили их, чтобы удостовериться, что на жетоне всё указано правильно. В одной из кассет они обнаружили урановые стержни, завёрнутые в фольгу, как куски льда в корзине для пикников. Из другого контейнера они взяли брусок в форме стержня, и Вебер взвесил его, поразившись тому, какой уран тяжёлый. Гифт хотел разделить этот брусок и отвезти его в США в качестве образца. Он попросил рабочего взять зубило и отсечь кусок, но слиток не поддавался.

Вебер отправился вместе с рабочим посмотреть, как тот добывает стружки, которые можно было бы взять в качестве образца. Сначала операторы работали с ураном в герметичной камере с перчатками, но потом один из них достал брусок и положил на верстак, подложил лист бумаги и начал пилить. Полетели искры, как от бенгальского огня.

«Мои глаза горели, ведь я держал этот кусок металла в руке, — вспоминал Вебер. — Я знаю, что это материал для бомб. Чтобы сделать бомбу, больше ничего не нужно только привести этот уран в нужную форму и добавить еще. Не нужно никакой обработки. Это уран-235, обогащённый до 90–91 %, в чистой металлической форме. И я помню как думал, что из этого можно изготовить десятки ядерных бомб, изготовить с лёгкостью, и что всё это так обыденно. Это был просто кусок металла. И, глядя на эти короба, я думал, как может нечто столь обыденное обладать такой грандиозной мощью и разрушительным потенциалом? А когда он начал пилить и полетели искры, можете представить, что происходило в моей голове? Что будет с этим сырьём для бомб?»

Гифт был в другом конце комнаты и занимался другим образцом. Увидев искры, Вебер крикнул: «Элвуд! Эта штука искрится!» Гифт не видел, что они достали уран из камеры, но даже не повернулся. «Не волнуйся, — бросил он, — обычное окисление».

Гифт взял восемь образцов высокообогащённого урана. Четыре из них растворили в кислоте и проверили на масс-спектрографе, пока Гифт и Вебер были там. Это был действительно уран, обогащённый до 90 %. Гифт забрал с собой три растворённых фрагмента и восемь образцов.[837]

В кармане рубашки у Гифта был миниатюрный дозиметр. Они с Вебером надели маски для защиты от бериллиевой пыли — чрезвычайно токсичной и канцерогенной. Вебер чувствовал себя спокойно, они были под защитой — дозиметр не давал поводов для тревоги. Метте заверил их, что уран изготовлен из естественного сырья, не подвергавшегося вторичной обработке, так что в его нынешнем состоянии, несмотря на уровень обогащения, он был не слишком опасен. После отбора образцов Вебер предложил Гифту показать Метте маленький дозиметр. Гифт достал его и обнаружил, что забыл включить прибор. «Я подумал: вот здорово!» — вспоминал Вебер. Гифт поместил одиннадцать стеклянных пробирок с образцами в свой чемодан, где в пенопластовой форме для них были проделаны отверстия, и плотно закрыл его. Выходя из склада, Гифт вдруг поскользнулся и грохнулся на лёд. Вебер и Метте помогли ему встать, глядя друг на друга: «Боже мой, образцы!» Но и Гифт, и образцы были в порядке. Вернувшись в Алматы, они сообщили послу, что проверили уран и он действительно высокообогащённый. Кортни тут же отправил телеграмму в Вашингтон, отметив в ней и древний замок на двери. Телеграмма, вспоминал Вебер, произвела в Вашингтоне «эффект рухнувшей тонны кирпичей». Старр, который тогда был в Вашингтоне, говорил, что телеграмма «показывала, что там есть потенциально серьёзная проблема с распространением оружия».

Вебер считал, что остаётся только одно. «Думать было нечего, — говорил он. — Надо было купить это как можно быстрее и перевезти в Соединённые Штаты». Он знал, есть риск, что топливо купит Иран. Позже было установлено, что на заводе была партия бериллия, используемого в атомных бомбах как отражатель нейтронов. Бериллий был упакован в ящики, на которых по трафарету было написано: «Тегеран, Иран». Похоже, отправка задерживалась только из-за заминки с документами.[838]

Гифт не мог везти образцы обычным рейсом: из Вашингтона пришли инструкции, где говорилось, что это слишком опасно. Вебер положил образцы в сейф и стал ждать. Вскоре на его имя самолётом вместе с обычным пополнением запасов посольства прислали три ящика. Вебер положил чемоданчик Гифта с образцами в джип и поехал навстречу С-130. {Военно-транспортный самолёт Lockheed C-130 Hercules. — Прим. пер.}. В два ящика он аккуратно упаковал образцы. Открыв третий, он нашёл дозиметр, а также перчатки и защитный костюм, которые должен был надеть, упаковывая груз.

Вскоре из США пришли результаты тестов: уран был обогащён до 90 %. «Спецгруппа» Старра была наготове, и он изучал все возможные варианты. Одним из них было ничего не делать, но этот вариант быстро отвергли. Другой вариант — обеспечить безопасное хранение урана на месте, но и его отвергли, поскольку никто не знал, что произойдёт с фабрикой, да и с Казахстаном в ближайшие несколько лет. Третий вариант — передать уран России. Тут начались дебаты. Представители Пентагона не хотели иметь дело с русскими. Сотрудники же госдепартамента думали, что это возможность проявить добрую волю и подчеркнуть важность нераспространения. В Москву направили несколько запросов на уровне чиновников нижнего звена. На первый вообще не было реакции. На второй они получили ответ, что Россия, естественно, захочет получить немало миллионов долларов от США. После очередной серии дебатов было решено, что Гор поднимет вопрос на следующей встрече с российским премьером Виктором Черномырдиным в июне. Гор привёз с собой набор тезисов; это были не вопросы, а информация, что Соединённые Штаты заберут уран из Казахстана. Все задержали дыхание, но Черномырдин не стал возражать, поскольку в какой-то момент до этого Назарбаев позвонил Ельцину, и тот согласился не вмешиваться. В течение лета «спецгруппа» обсуждала другие сложные вопросы — например, сколько заплатить Казахстану, как подготовить экологическую оценку при прибытии урана в Окриджскую лабораторию. Они прошлись по всем деталям, чтобы убедиться, что операция завершится успешно. Вебера, ожидавшего каких-то действий в Алматы, эти задержки расстраивали. «Это было абсурдно, ведь иранцы, наверное, заплатили бы миллиард долларов за уран даже для одной бомбы, а тут речь шла о десятках», — вспоминал он.