и кресло для клиента; обшарпанный коврик, чтобы клиент не простудил ноги, вешалка и пара зеленых металлических пустых шкафов. Больше ничего. Для иных вещей в комнате просто не оставалось места. Я собирался сесть, когда раздался мягкий звук колокольчика, дернувшегося два раза, и скрип дверных петель.

«ПОЗВОНИТЕ И ВХОДИТЕ» — гласила табличка коридорной двери. Кто-то так и поступил. Я открыл верхний левый ящик стола, вытащил бумаги и конверты, разбросал их перед собой на столе, нажал коленкой кнопку под столом и встал, услышав стук в дверь кабинета.

Вошел высокий худой человек в узкобортном пальто и в котелке, с саквояжем и перчатками в левой руке, свернутым зонтиком в правой. Длинное белое лицо, тонкие черные волосы разделены пробором точно на две половины и зачесаны почти прямо назад, пенсне на орлином носу, а на верхней губе тонкая черная линия усиков, каким-то образом безукоризненно взращенных.

Должно быть он носил с собой микрометр. Типичный образ старшего бухгалтера из Сити — никем иным представить его не мог.

— Извините за вторжение, — улыбнулся он, показывая три верхние золотые коронки и скосив взгляд назад, — но, кажется, ваш секретарь...

— О, пустяки! Входите.

Он разговаривал, как бухгалтер: взвешивая слова, не торопясь, слегка рисуясь правильным выговором. Протянул мне руку — быстрое легкое пожатие, ни к чему не обязывающее.

— Мартин, — представился он, — Генри Мартин... Мистер Пьер Кэвел?..

— Да. Не угодно ли сесть?

— Благодарю, — он сразу сел, ноги поставил прямо, сдвинув их вместе.

Осторожно покачивая саквояжем перед коленями, огляделся, не пропуская ничего, и слегка улыбнулся. — Дела не очень... э... хорошо... у вас идут, не так лиг, мистер Кэвел?

Возможно, он и не бухгалтер. Те, как правило, вежливы, с хорошими манерами и не столь быстро переходят к ненужным колкостям. Быть может, он чем-то расстроен... Люди, которые обращаются к частным детективам, редко бывают спокойны.

— Хочу подурачить налогового инспектора, — объяснил я. — Чем могу быть полезен, мистер Мартин?

— Рассказом о себе. — Он больше не улыбался и глаза его не блуждали по комнате.

— О себе?.. — переспросил я резко, но учитывая, что за три недели не имел ни одного клиента. — Пожалуйста, поконкретнее, мистер Мартин. У меня куча дел.

Действительно, у меня были свои дела: разжигание трубки, чтение утренних газет и тому подобное.

— Прошу прощения, мистер Кэвел. Итак, о вас... Именно вас я выбрал для выполнения очень деликатной и трудной миссии. Хочу быть уверенным, что вы — именно тот человек, и полагаю, что это логично, не так ли?

Внимательно разглядывая Мартина, я подумал, что его без особого ущерба для себя можно вышвырнуть вон.

— Я не выполняю щекотливых поручений, мистер Мартин. Занимаюсь только расследованием.

— Именно, именно, когда есть что расследовать. — Его тон был еще не таким безразличным, чтобы оскорбиться. — Видимо, я должен кое-что сообщить. Не обижайтесь, через несколько минут вы ознакомитесь с моим методом, мистер Кэвел. Обещаю, не пожалеете, — он открыл саквояж, вынул кожаную папку, достал из нее плотный лист бумаги и с выражением стал читать:

— "Пьер Кэвел. Родился в Лиде, Кальвадос, французского происхождения. Отец — инженер-строитель, Кэвел из Хэмпшира. Мать Анна-Мария Лешанр из Лиде, франко-бельгийского происхождения. Одна сестра, Лизель. Оба родителя и сестра погибли при бомбежке Руана. Бежал на рыбацкой лодке в Англию. Будучи юношей, шесть раз выбрасывался с парашютом в Северной Франции, каждый раз возвращался с ценной информацией. За два дня до высадки союзников забрасывался в Нормандию. В конце войны был представлен сразу к шести наградам — три английские, две французские и одна бельгийская".

Генри Мартин взглянул на меня с легкой улыбкой. — Первая заминка: в наградах отказано. Можно отнести на счет быстрого вашего взросления стали слишком серьезны для побрякушек... Впрочем, вот что дальше:

«Поступил в британскую действующую армию. Дослужился до майора разведки корпуса, честно работал в отделе М-1-6». Контрразведки, полагаю? Затем работа в полиции. Почему вы ушли из армии, мистер Кэвел?

— Плохие перспективы, — ничего, выброшу его из конторы позднее, сразу подумал я, а сейчас он меня заинтересовал. Как много он еще знает и что?

— Вас выгнали, — снова слегка улыбнулся он. — Если младший офицер собирается ударить старшего, то это нарушение армейской дисциплины. А вы ошиблись, выбрав для пощечины младшего по чину, — он вновь уткнулся в бумагу:

— "Поступил в транспортную полицию. Быстрое продвижение в званиях до инспектора. В последние два года выполнял специальные задания, характер коих неизвестен". Мы можем только догадываться. Затем вы ушли в отставку.

Так ведь?

— Так.

— В служебной карточке «отставка» звучит лучше, чем «уволен», что и значилось бы, останься вы на службе на сутки дольше. Видимо, у вас дар к нарушению дисциплины. Однако вы имеете друзей, и влиятельных. Не прошло недели после отставки, как вы уже числились начальником секретной службы в Мортоне.

Я перестал передвигать бумажки на столе и спокойно ответил:

— Сведения о моей службе легко достать, если знать где, но вы не имели права брать их там, где взяли.

— Скорее можно проникнуть в Кремль, чем в Мортонский микробиологический центр в Уилтшире. Прекрасно знаю, мистер Кэвел, что не смог бы иметь эти сведения, но... вы и с этого поста были уволены. Знаю, почему вас уволили.

То, что я принял своего клиента за бухгалтера, не говорило в пользу моих расследовательских способностей — Генри Мартин не узнал бы балансового отчета, поднеси его хоть на серебряном подносе, но я никак не мог догадаться о его настоящей профессии.

— Вас уволили из Мортона, — педантично продолжал Мартин, — за то, что вы умели держать язык за зубами. О, не за нарушение служебной тайны, мы знаем, — он снял пенсне и тщательно протер его. — После пятнадцатилетней службы в разведке вы, вероятно, даже с собой не говорили о том, что знаете. Но беседовали в Мортоне с ведущими директорами и учеными, не скрывая своего отношения к характеру работы, которой они занимались. Не вы первый отмечали с горечью тот факт, что это учреждение контролируется военным министерством, хотя его считают государственным Мортонским центром здравоохранения. Вы, конечно, знаете, что в Мортоне занимаются выращиванием и разведением микробиологических организмов для использования их исключительно в военных целях. Но вы один из немногих, кто сознает страшные и губительные свойства оружия, которое там разрабатывается. И прекрасно представляете, что лишь несколько самолетов с этим оружием могут полностью уничтожить жизнь в любой стране на нашей планете в считанные часы. Вы были против использования этого оружия, против использования его в отношении мирного, ничего не подозревающего человечества. Об этом знали в Мортоне, слишком многие знали.