домов. За галерами следовала флотилия из восьмидесяти судов, несущая три тысячи солдат, военное имущество и снаряжение. Не удивительно, что зрелище привлекало множество зрителей. Сегюр записал:

«Неохватные толпы народа начинали приветствовать императрицу шумными возгласами, едва заметив, как вдалеке матросы эскадры Ее величества под пушечную канонаду ритмично вспарывают воды Борисфена[59] раскрашенными сверкающими веслами. Постоянно обновляющиеся толпы зевак, выстроившиеся вдоль берегов реки, прибыли со всех уголков империи, чтобы полюбоваться на продвижение нашего кортежа и предложить продукты различных климатических поясов в виде дани своей государыне»{948}.

Все деревни и дома, мимо которых проплывал караван судов, были украшены цветами и триумфальными арками; от этого, вероятно, и возник миф о том, что Потемкин строил вдоль всего маршрута бутафорские деревни и города — «Потемкинские деревни». Галеры очень медленно двигались по извилистой реке со множеством мелей и делали частые остановки. Сегюр описал порядок жизни на судах:

«Свободными у нас были только утра. Мы с приятностью проводили их в чтении, разговорах, визитах с одной галеры на другую, прогулках по берегу.

Ежедневно в час пополудни мы собирались на галеру императрицы (сзывали нас выстрелами пушек), где обедали с нею. Обычно ее стол не накрывали более чем на десять приборов. Раз в неделю она приглашала всех, кто имел честь сопровождать ее. Тогда обед накрывали на очень большой барже, где легко размещалось шестьдесят приглашенных»{949}.

25 апреля галеры причалили напротив города Канева и состоялась встреча, вызвавшая большой интерес у свиты императрицы — встреча Екатерины и ее бывшего любовника Станислава Понятовского. Сама она описала это событие Гримму очень коротко: «Вчера польский король провел девять часов на борту моей галеры. Мы вместе пообедали. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как я видела его в последний раз. Можете судить, нашли ли мы изменения друг в друге»{950}. Воспоминания Сегюра оказались куда подробнее и сентиментальнее:

«Корабельная и городская артиллерия объявили о сближении двух монархов. Екатерина выслала нескольких офицеров высокого ранга на элегантной лодке, чтобы приветствовать короля Польши.

По их прибытии король во избежание утомительного этикета решил соблюдать инкогнито, что явно плохо сочеталось с таким великолепием. Он сказал им: «Монсеньоры, король Польши попросил меня представить вам графа Понятовского».

Когда он поднялся на борт императорской галеры, мы столпились вокруг: нам хотелось увидеть первые эмоции и услышать первые слова августейших особ, встречающихся в обстоятельствах, отличных от тех, в которых они виделись раньше, когда их связывала любовь, разделяла ревность и преследовала ненависть.

Но наши ожидания почти полностью не оправдались: после обмена приветствиями — степенными, величественными и холодными, во время которых Екатерина протянула Станиславу руку, — они ушли в кабинет и оставались там полчаса»{951}.

Когда два монарха показались после разговора наедине, придворные и министры попытались угадать по их лицам, о чем они думают, — но безуспешно. Екатерина казалась необычайно напряженной, и Сегюр решил, что разглядел налет печали в глазах короля. Затем всех отвезли в лодках на парадную баржу — на обед. Король сидел справа от императрицы, граф Кобенцл — слева. Напротив них сидели Потемкин, Фицгерберт и Сегюр. Последний заметил: «Мы мало разговаривали и ели, но много разглядывали друг друга. Мы слушали прекрасную музыку и пили за здоровье короля под аккомпанемент громких залпов артиллерии»{952}. Императрица, по словам ее секретаря Храповицкого, описала обед гораздо более прозаично: «Князь Потемкин не сказал ни слова. Я была вынуждена разговаривать не останавливаясь — аж высох язык»{953}. Далее была маленькая сценка галантности между бывшими любовниками: «Покинув стол, король взял перчатки и веер императрицы из рук пажа и протянул их ей. Потом он огляделся и не нашел своей шляпы. Императрица, которая заметила ее, принесла шляпу и подала ему. «О, мадам, — сказал Станислав, беря свой головной убор, — когда-то вы дали мне гораздо лучшую»{954}.

Затем императрица вернулась с королем и некоторыми придворными на императорскую галеру. Король отбыл в восемь часов. Как только солнце село, запустили огромный фейерверк, превратив гору Канев в вулкан. Флотилия тоже была иллюминирована. Король дал прекрасный бал, который посетили члены императорской свиты, но не Екатерина.

Король надеялся, что императрица останется у причала Канева хотя бы еще на один день, и сделал соответствующие приготовления. Но то ли он не передал своего желания группе сопровождения Екатерины, то ли Потемкин решил игнорировать просьбу и ничего не сообщил императрице, которая в любом случае жаждала скорейшей встречи с императором Иосифом, снова путешествовавшим под именем графа Фалькенштайна. Этим вечером она написала Потемкину:

«Александр Матвеевич [Мамонов] сказал мне о желании гостя, чтобы я осталась тут еще на один-два дня, но ты сам понимаешь, что это невозможно из-за моей встречи с императором. Поэтому, пожалуйста, дай ему знать самым любезным образом, что нет никакой возможности поменять мой маршрут. И более того, я ужасно не люблю менять планы, как ты прекрасно знаешь»{955}.

Когда король стал настаивать, попросив, чтобы императрица задержалась на следующий день хотя бы до послеобеденного времени, она отказалась еще яснее:

«Когда я принимаю решение, это обычно не праздный каприз, как часто бывает в Польше. Поэтому я уезжаю, как и сказала, завтра и желаю ему всех мыслимых радостей и благополучия»{956}.

28 апреля Екатерина написала о своем согласии с желанием сына и невестки сделать