Одним из наиболее показательных критериев оценки настроений населения оккупированной территории СССР является численность военных коллаборационистов из числа представителей народов Советского Союза. Оценка ее у разных исследователей существенно отличается — 77 тыс. человек[2370], 750–800 тыс. человек[2371], 1 млн человек[2372], около 1,2 млн человек[2373], не более 1,5 млн человек[2374], — что обусловлено как недостатком источников, так и разными подходами к включению в число военных коллаборационистов полиции и хиви. Наиболее близкой к реалиям оценкой численности коллаборационистов в составе вермахта являются данные, полученные Б. Мюллер-Гиллебрандом, — 500 тыс. человек[2375]. На оккупированной территории СССР к маю 1943 г. до 370 тыс. человек также состояли в полиции[2376] (это была пиковая численность «полицаев»). Таким образом, если принять за основу численность вооруженных коллаборационистов из числа граждан СССР в 870 тыс. человек, то она составляла лишь около 1 % совокупной численности советских граждан, оказавшихся под оккупацией (84,85 млн человек), и оставшихся в живых советских военнопленных (1,84 млн человек)[2377], или 2,8 % от числа граждан СССР, призванных за годы войны в Красную армию (31 млн человек[2378]), и была меньше численности советских партизан (1 млн человек[2379]).

Таким образом, ни в коей мере нельзя говорить об «антисталинской революции», которая, по утверждению некоторых авторов, якобы развернулась в СССР[2380]. Количество вооруженных коллаборационистов из числа граждан СССР, даже если принять за основу максимальную из имеющихся оценок (1,5 млн военных коллаборационистов[2381] и 0,37 млн полицейских[2382]), составляло всего 6 % от числа граждан СССР, призванных за годы войны в Красную армию (31 млн человек), и было меньше численности советских партизан (2 млн человек[2383]).

Еще одним показательным моментом является проблема «невозвращенцев» — советских граждан, которые во время войны оказались в Западной Европе и после окончания войны не вернулись в СССР. К маю 1946 г. в странах было учтено до 300 тыс. советских граждан, отказавшихся вернуться на Родину. Как отметил начальник Управления уполномоченного СМ СССР по делам репатриации генерал-полковник Ф. И. Голиков, «основной причиной отказа от возвращения на Родину является боязнь ответственности перед Советским государством за пребывание в плену или на работе на территории стран Западной Европы в дни Отечественной войны». С целью профилактики «невозвращения» Ф. И. Голиков предлагал «организовать сбор и отправку писем от проживающих в Советском Союзе родственников» к потенциальным «невозвращенцам»[2384].

Старший редактор Совинформбюро М. Н. Долгополов, который в 1945 г. побывал в западных зонах Германии, в докладной записке на имя замнаркома иностранных дел С. Л. Лозовского сообщил об одной из своих встреч в Мюнхене: «На одной из улиц к нам подошел смуглый, восточного вида человек, который, узнав „своих“, решил с нами потолковать. На наш вопрос, кто он и что здесь делает, неизвестный ответил: „Я азербайджанец, попал в плен к немцам в самом начале войны. Таких, как я, здесь очень много. Я не служил ни в СС, ни у Власова. Работал санитаром… Очень хочу вернуться на родину, но боюсь репрессий. Все вернулись бы домой, но боятся, что их арестуют и вышлют“». «Невозвращенец» сообщил М. Н. Долгополову, что «все наши так говорят, и американцы тоже». Таким образом, «невозвращенству» способствовала пропаганда со стороны бывших союзников СССР. К 1946 г., по неполным данным, в Советский Союз было репатриировано 5 352 963 человека, но 1 457 604 человека продолжали оставаться за границей — из них 522 581 человек был «задержан союзными и другими иностранными государствами». Советские органы отмечали «стремление союзного командования скрыть… значительное количество освобожденных граждан СССР, превратив их после соответствующей обработки в „отказчиков“»[2385].

Закономерным образом «невозвращенцы» преобладали среди перемещенных лиц из числа представителей населения западных территорий Советского Союза: из оставшегося к 1 января 1952 г. на Западе 451 561 гражданина СССР 50 % составляли представители народов Прибалтики, 32 % — украинцы, 2,2 % — белорусы[2386]. Кроме того, по оценкам прибалтийских исследователей, в период с лета 1944 г. до начала 1945 г. из республик Прибалтики бежали в Швецию, Финляндию и другие страны минимум 250 тыс. человек[2387]. В Финляндии оказались в том числе 60 тыс. беженцев — ингерманландцев из Ленинградской области[2388]. После войны государственные органы Латвийской и Эстонской ССР вели пропаганду среди «невозвращенцев» соответствующих национальностей, направленную на убеждение их вернуться в СССР[2389].