— Окна, ну пожалуйста, — настаивала Карин.

— Нам дадут знать, Карин. — Полковник осторожно потянулся к дрожащей руке Карин и легко сжал ее. — Спокойно, девочка, — прошептал он. Не забывай о самообладании.

— Вы знаете?

— Ничего я не знаю. Лишь несколько вопросов без ответа из прошлого.

— Берег Второй, — раздался по радио спокойный голос Диеца. — Вы в безопасности, но не вставайте. Пространство до верхней террасы могут контролировать инфракрасные установки на уровне пояса.

— Я думал, вы устроили замыкание, — перебил его Витковски.

— Камеры и заборы — да, полковник. Этого иногда вполне достаточно, но подобные устройства могут пролегать под землей и не зависеть от системы.

— Понятно, капитан, будем ползти.

Троица поползла вперед, Лэтем впереди; волны Рейна зализывали дорожку, проложенную Дру на берегу. В заляпанных грязью водолазных костюмах, держа оружие над толовой, они добрались до края крутой лужайки у дома. Кивнув друг другу и держась рядом, они двинулись по траве к первому, пониже, внутреннему дворику с видом на док. На вершине взбегающей на холм постриженной лужайки находился второй дворик-терраса за которым был дом у реки; стена из раздвигающихся стеклянных дверей указывала на огромный танцевальный или банкетный зал внутри, судя по тускло светящимся канделябрам.

— Я видел этот дом раньше! — прошептал Дру.

— Ты здесь был? -спросил Витковски.

— Нет. На картинках, фотографиях.

— Где?

— В каком-то архитектурном журнале, не помню в каком, но я видел эти идущие вверх террасы и ряд стеклянных дверей... Карин! Чтоты делаешь?

— Я должна заглянуть внутрь. — Словно в трансе де Фрис поднялась и, как робот, пошла по траве к стене из огромных стеклянных панелей. — Я должна.

— Останови ее! — воскликнул полковник. — Господи, останови ее! Лэтем бросился вперед, схватил Карин за талию и бросил на землю, перекатываясь вправо подальше от света.

— Что с тобой? Хочешь, чтоб тебя убили?

— Мне нужно заглянуть внутрь. И ты меня не остановишь.

— Хорошо, хорошо!Я согласен, мы все согласны, но только давай поступим умнее.

По бокам от них возникли два спецназовца, поднялись на колени. Витковски тоже приподнялся на террасе.

— Не слишком умно с вашей стороны, миссис де Фрис, — рассердился капитан Диец. — Вы же не знаете, может, там, у этих стеклянных дверей, кто-то стоит, да и луна сегодня яркая.

— Простите, простите меня, но это важно, такважно для меня! Вы говорили о священнике, о белокуром священнике... Я должна на него взглянуть!

— Бог ты мой! — прошептал Дру, уставившись на Карин. Он заметил панику в ее глазах, увидел, как затряслась у нее голова. — Это то, о чем ты не хотела мне сказать...

— Спокойно, хлопчик! — приказал полковник, хватая Лэтема за левую руку.

— А ты, — сказал Дру, поворачиваясь и пристально глядя в морщинистое суровое лицо ветерана Г-2, — ты ведь знаешь, о чем речь, так, Стош?

— Может, знаю, а может, нет. Не во мне дело. Оставайся с ней, парень, ей может понадобиться вся поддержка, на какую ты способен.

— Идите за нами, — сказал лейтенант Энтони. — Резко направо и до угла, затем в сторону, к первой двери. Мы отодвинули задвижку и приоткрыли окно — будет слышно, что там говорят за шторами.

Через полминуты отряд из пяти человек прижался к углу первого этажа у края верхней террасы. Витковски дотронулся до плеча Лэтема.

— Ступай с ней, — прошептал он. Держи руки свободными, при необходимости действуй быстро. Может, ничего и не случится, но будь готов ко всему.

Дру нежно подталкивал Карин вперед, придерживая за плечи, пока они не дошли до первой стеклянной двери. Она заглянула за край шторы и увидела мужчину на освещенной кафедре, услышала, как белокурый священник вызывал в толпе истерические крики «Sieg Heil, Gunter Jager». С дикими глазами она закричала. Лэтем успел закрыть ей рот рукой, пока крики «Sieg Heil» разносились по танцзалу, и резко развернул ее, оттаскивая к углу здания.

— Это он! — поперхнулась де Фрис. — Это Фредерик!

— Отведи ее в лодку! — почти завопил полковник. — А мы тут закончим.

— Что тут заканчивать? Убейтеэтого сукина сына!

— Вот теперь ты ведешь себя не как офицер, парень. Всегда нужны дополнительные данные.

— Мы этим и занимаемся, полковник, — сказал капитан Кристиан Диец, указывая на лейтенанта с видеокамкордером в руках, записывающего безумие, творившееся в доме.

— Уведи ее отсюда! — жестко повторил Витковски.

* * *

Обратная поездка по реке прошла в основном в молчании из уважения к перенесенному Карин шоку. Она долго стояла одна на носу лодки, вглядываясь сквозь лунный свет в противоположный берег. На полпути она обернулась и с мольбой посмотрела на Лэтема, который тут же поднялся с планширя и подошел к ней.

— Чем я могу тебе помочь? — тихо спросил он.

— Уже помог. Ты меня простишь?

— Господи, за что?

— Я потеряла самообладание, из-за меня нас всех могли убить. Стэнли ведь предупреждал меня, нельзя терять самообладание.

— У тебя были все основания... Так это и есть твоя тайна, что твой муж жив и...

— Нет, нет -прервала его Карин. — Или, пожалуй, все же надо сказать — да, но я имела в виду не то, что мы сегодня видели. Я была уверена, что он жив, думала, он переметнулся и участвует в нацистском движении по своей воле или по принуждению — но не так!

— А как, ты полагала?

— Я о многом передумала, пытаясь найти объяснение. До распада Восточного Берлина я ушла от него, сказав, что между нами все кончено, если он не разберется со своей жизнью. Спиртное никогда не создавало ему проблем, выпив, он становился лишь приятней, великодушней, забавней. Потом он вдруг резко изменился — стал жутко оскорблять, ударил меня, швырнул об стенку. Он не признавался, но его явно тянуло к наркотикам, а это шло вразрез со всеми его принципами.

— Что ты имеешь в виду?

— Он верил в себя, нравилсясебе. Выпить время от времени было лишь редким развлечением, а не пристрастием. Иначе бы твой брат этого не потерпел — из личных и профессиональных соображений.

— Это точно, — согласился Дру. — Гарри любил хорошее вино и отличное бренди, но терпеть не мог тех, кто упивается до потери сознания. Я тоже, если уж на то пошло.

— Об этом я и говорю. Фредди, кроме того, ужасало все, что меняло его как личность, пусть даже ненадолго. И все же он изменился, причем резко. Стал загадкой — то делался монстром, то каялся. Потом однажды ночью в Амстердаме, когда я почти убедила себя в правоте Гарри, утверждавшего, будто Фредерик мертв, по телефону на меня обрушился шквал непристойностей. Так развлекаются подростки, выпендриваясь перед друзьями, — меняют голос, говорят фальцетом или через бумагу. Это были скабрезные сексуальные предложения и оскорбления, и я уже собиралась положить трубку, когда меня поразила знакомая фраза. Эти слова я слышала раньше — от Фредди!Я закричала: «Боже, это ты, Фредди?!»... До сих пор слышу его жуткий вопль в ответ. Тогда я и поняла, что была права, а Гарри нет.