Может, у меня и не получится, но я чертовски готов попробовать.

- Спасибо, - сказала она. И это была искренняя благодарность, хотя только в этот момент она поняла, как сильно рассчитывала на его помощь.

Консоль аэролета зазвенела, возвращая ее обратно в свой сенсориум. Она приближалась к дому.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Когда гроб с гибернацией привел его в сознание, первой вразумительной мыслью Джеффри было, что произошла ошибка; что что-то пошло не так с процессом, и, должно быть, прошло всего несколько минут с тех пор, как биозонды гроба вонзили свои стерильные клыки в его плоть и начали накачивать его кровь седативными препаратами. В конце концов, это была вполне человеческая реакция. У него не было ни воспоминаний о снах, ни ощущения прошедшего времени. Но ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что все стало не так, как было, когда он вошел в палату. Во-первых, он был невесомым. Когда он забирался внутрь гроба, они были под гравитацией; теперь его тело покоилось внутри, защищенное от движения подушками, но в остальном свободно плавающее, с тревожным ощущением падения в животе.

Над ним проплыла покрытая стеклянными пятнами фигура. Его глаза попытались сфокусироваться. Они были затуманенными, и внезапное вторжение яркости и цвета ощущалось так, словно миллиард крошечных иголочек вонзился в его сетчатку. Он услышал щелчок и почувствовал, как прохладный воздух коснулся его лица. Это было мило. Крышка гроба соскальзывала с него. Размытая фигура придвинулась ближе и приняла приблизительные пропорции человеческой женщины.

- С возвращением, соня.

Он ухватился за ее имя. Его воспоминания были не там, где он их оставил. Это было так, как если бы они были временно спрятаны на чердаке: все еще в его голове, но плохо организованы и не помечены. Смутно он начал осознавать, что, возможно, пробыл в гробу дольше, чем предполагали его первоначальные впечатления.

- Джумаи? - выдавил он из себя.

- Похоже, по крайней мере, у нас есть функционирующая центральная нервная система. - Она придвинулась еще ближе, возясь с его ремнями безопасности. - Гектор вышел первым. Он проходил через подобное десятки раз, так что для него это не имело большого значения. Я не сплю уже около десяти минут. Думаю, что на данный момент у нас все в порядке. Корабль цел, и мы... где-то, я думаю.

Ее слова поступали слишком быстро, как теннисные мячики, выплевываемые сервисной машиной. Джеффри попытался сформулировать вопрос. - Как долго?

- Как долго мы спали? Пятьдесят один день, насколько мы с Гектором можем судить, а это именно то, на что мы рассчитывали с самого начала. Сейчас начало мая. Разве это не странно? Я пропустила целый день рождения, пока нас не было дома.

Джеффри поморщился, когда из его кожи вышли биозонды. Он попытался пошевелить руками. Они едва ли ощущались как часть его самого. Часть путешествия Земля-Луна он провел без сознания, но ничто из этого не подготовило его к пятидесяти одному дню, в течение которых он находился под наркозом, пока корабль доставлял их туда, куда направлялся. Тем не менее, его руки откликнулись, хотя и вяло.

- Мышечный тонус упал до чертиков, - сказала Джумаи. - Что происходит, когда вы проводите семь недель в невесомости? Двигатель, должно быть, заглох через несколько часов после того, как мы пошли спать; большую часть пути мы двигались по инерции, за исключением замедления в конце.

Системы в гробу сделали бы все возможное, чтобы предотвратить истощение мышц и потерю плотности костей, но Джеффри знал, что ничто не может быть так эффективно, как простое передвижение в условиях обычной гравитации.

Он неуклюже освободился от одного из ремней безопасности и начал выплывать из гроба. Джумаи остановила его движение нежным прикосновением ладони. - Полегче с этим, вояка.

- Мы остановились? - спросил он. - У нас еще целый день в запасе, не так ли?

- Корабль, должно быть, немного срезал время по сравнению с расчетным. Насколько мы с Гектором можем судить, мы достигли места назначения. Он пытается убедиться, что это то самое место, о котором говорил корабль. Я уже могу сказать тебе одну вещь.

- Что именно?

- С каким бы дерьмом нам здесь ни пришлось столкнуться, смерть от солнечного удара в это не входит.

Полчаса спустя Джеффри проделал свой болезненный и нескоординированный путь вперед, чтобы присоединиться к Джумаи и Гектору на командной палубе. Все трое были пристегнуты ремнями безопасности к своим креслам, хотя корабль сейчас находился в состоянии покоя. Им не нужно было сдавать дополнительные образцы крови, и они все еще пользовались тем ограниченным контролем, который у них был до впадения в спячку. Корабль даже был готов предоставить Джумаи доступ к некоторым из своих систем верхнего уровня. Она назначила внешние виды двум дисплеям: на одном был показан вид назад, во внутреннюю систему, на другом - объект, расстояние до которого было примерно двадцать километров.

Больше всего Джеффри бросало в дрожь от вида дома. Одно дело - осознавать, что сейчас они находятся за орбитой Нептуна, на расстоянии долгих световых часов от края Солнечной системы. Проехали достаточно далеко, и вот что произошло. Совсем другое дело было на самом деле видеть, каким жалким и слабым выглядело солнце с такого расстояния.

Джеффри никогда в жизни не был дальше Луны. Солнце теперь было более чем в тридцать раз дальше от его дома, чем тогда, а свет, который оно давало, был более чем в девятьсот раз слабее. Это было пробитое в небе пулевое отверстие, пропускавшее тонкий луч водянисто-желтого света, слишком слабого, чтобы его можно было назвать солнечным. Впервые в своей жизни он по-настоящему понял, что его дом вращается вокруг звезды.

И он почувствовал некоторое представление об истинном масштабе вещей. Это пулевое отверстие по-прежнему было самым ярким пятном на его небе, но он мог представить, как оно сжимается, уменьшаясь в размерах, туго сжимаясь по мере того, как он все глубже погружался во внешнюю тьму. Пока даже этот стержень карандаша не превратился всего лишь в колеблющуюся струйку ледяных фотонов.

Он улыбнулся этому, потому что не преодолел и тысячной доли светового года.

Солнце, возможно, и было самым ярким на небе, но не самым большим. Ледяной астероид, который находился в противоположном направлении - его видимая поверхность была освещена - имел пятьдесят километров в поперечнике в самом широком месте. Это была темно-красная