Что его так разозлило? Мария никогда раньше не замечала столь странного поведения — ведь ему прекрасно известно, что нынче не сезон для смокв. Что у него на уме?

Она покосилась на шедшего рядом Иоанна и приметила в его глазах ту же растерянность. Однако ничто не могло поколебать их верности, ученики шли за учителем, не задавая никаких вопросов.

Огромная толпа, теснившаяся у ворот Иерусалима, хлынула внутрь, едва они распахнулись, и устремилась к храму. Там все уже было готово для предстоящего оживленного дня, ворота гостеприимно отворены, и гул голосов внутри указывал на то, что горожане, воспользовавшись своим положением, явились в храм первыми, чтобы не толкаться в очередях с пришлыми.

По периметру двора для неевреев находились загоны с выставленными на продажу козами и овцами, клетки с голубями и столики менял. Все это делалось во исполнение Закона, предписывавшего приносить в жертву животных. Ведь никто из паломников не стал бы гнать овец в город через всю Иудею, гораздо удобнее было приобрести их на месте.

Присутствие менял объяснялось тем, что в храме принимали только серебро из Тира, более чистое, чем римское. Ну а раз менялы предлагали народу услуги, на которые имелся спрос, могли ли они не извлекать из этого прибыли? В конце концов, им нужно было кормить своих детей, и, разумеется, их деятельность мало походила на благотворительность.

Вокруг стоял неумолчный, многоголосый шум, дурманящий, как поднимавшийся над жертвенниками дым, — люди расхваливали свой товар, торговались, спорили, и все это под доносившееся изнутри пение левитов.

— Козлы! Козлы! Лучшие козлы! Покупайте только здесь! — Вот первые слова, которыми приветствовал паломников храм. — Ни одного изъяна! Мои животные без изъяна! Вспомните слова Малахии: «И когда приносите в жертву слепое, не худо ли то? Или когда приносите хромое и больное, не худо ли то? А когда такое исходит из рук ваших, то может ли Он милостиво принимать вас?»[64]Бог плюет на нечистые жертвы. Но мои животные — другое дело. Они превосходны! — распинался краснолицый! торговец, удерживая на привязи строптивых, норовивших удрать козлов.

— Агнцы! — пытался перекричать его другой торгаш. — Лучшие ягнятки, чистые и кроткие, угодные Господу!

— Есть у тебя нечистые деньги? — Ближайший меняла схватил Марию за правый рукав. — Их нельзя вносить на территорию храма. Ты должна обменять их здесь!

— Только не у него! — закричал другой, вцепляясь в левый рукав Марии. — Он лжец и мошенник! Посмотри! — Под носом у Марии появилась рука с пригоршней монет. — Сколько ни смотри. не увидишь ни одной фальшивки! Ни одной!

Неожиданно Иисус опрокинул один из обменных столиков.

— Грабитель! — воскликнул он. — Вор!

Пораженный меняла огляделся по сторонам, желая убедиться, что все слышали оскорбление. Обвинение было не из тех, которые сносят молча.

— Прошу прощения! — взвизгнул он. — Но я не мошенник! Как ты смеешь облыжно обвинять меня? Ты ответишь за это перед судом!

— Вы все воры! — выкрикнул в ответ Иисус. — Все как один!

Он бросился к столикам и стал переворачивать их один за другим, разбрасывая по земле монеты и счетные листы. Прежде чем кто-то из ошеломленных торгашей попытался остановить его, Иисус опрокинул целый ряд, раскидав все, что было на столах.

— Аспиды! Кровопийцы! Не у Исаии ли сказано: «Дом мой назовется домом молитвы для всех народов»?[65]Вы же, как говорит весь Иерусалим, сделали его вертепом разбойников! — не унимался Иисус.

Монеты раскатывались у него под ногами, менялы в панике ползали на четвереньках, собирая их. Какой-то торгаш схватил Иисуса за плечо и громко вопросил:

— Разве мы нарушили Закон Моисеев? Как люди могут оплатить то, что требуется, без нас? Мы всего лишь предоставляем обменные услуги!

— Услуги! Вы превратили двор храма Божьего в торжище и называете это услугами! — продолжал обличать Иисус.

— Закон Моисеев не оставляет нам иного выбора, — стоял на своем торговец. — Да, я готов признать, что в храме многое выглядит неуместным — загоны с животными, столики менял, горки монет. Но что же, по-твоему, мы должны нарушать Закон?

Проигнорировав этот вопрос, Иисус выхватил у подвернувшегося под руку погонщика кнут и принялся осыпать торговцев и менял ударами, выкрикивая обвинения в осквернении святыни. Испуганные и обозленные торгаши разбежались, вдогонку им неслись обличения. Римские солдаты спокойно стояли на своих местах, не вмешиваясь, однако не подлежало сомнению, что обо всем случившемся будет доложено Пилату.

Все это время ученики ошеломленно переглядывались, не смея даже спросить его: «Что ты делаешь?» Это был не тот Иисус, которого они знали, а какой-то другой, незнакомый.

Мария никогда не видела, чтобы Иисус настолько выходил из себя, причем из-за какой-то мелочи. Она хотела поговорить с ним, прояснить недоговоренное, но теперь сомневалась, что это возможно. Тот человек, которого она знала и, как ей казалось, любила, являлся лишь частью более сложной личности этого пророка, способного внезапно стать таким далеким и непонятным для них. Мария непроизвольно обернулась к его матери и заметила на ее лице то же потрясенное выражение.

Во двор высыпали разъяренные, негодующие представители храмовых властей.

— Что здесь происходит? — гневно вскричал один из них. — Как ты посмел учинить такое безобразие в святом месте?

— Святое место? — воскликнул Иисус. — Торгаши осквернили его святость! И сделано это с вашего разрешения и одобрения!

— Мы лишь оказываем людям необходимые услуги! Ты нанес нам ущерб!

— Это вы причиняете ущерб Господу!

— Мы знаем, кто ты такой! — взревел служитель храма, — ты тот самый учитель из Галилеи, который баламутит людей своим мессианским краснобайством! Иисус из Назарета, так тебя зовут. Вчера ты устроил представление с въездом в Иерусалим — люди, размахивающие пальмовыми ветвями, и все такое. Ты пользуешься тем, что народ простодушно надеется на приход Мессии ради возвеличивания собственной персоны!

— Ты ничего не понимаешь! — вознегодовал Иисус.

— Мы знаем достаточно для того, чтобы принять меры. Остановись сам, пока не поздно, пока ты не нажил серьезные неприятности. Пойми, приятель. — Служитель придвинулся к нему поближе. — Здесь уже и без тебя были беспорядки, причем затронуты интересы Рима. Некий Варавва, бунтовщик, устроил на римлян засаду, убил двоих и сам угодил в плен. Теперь его последователи угрожают новыми нападениями. Римляне в ярости, так что тебе лучше держаться тише воды, ниже травы, если не хочешь, чтобы тебя спутали с мятежниками.

— Я сам предостерегал повстанцев, — заявил Иисус. — Говорил им, чтобы они остановились.

— Может быть, но здесь ты явил не лучший пример миролюбия. Торговцам ты не указ, с какой стати им тебя слушать? Посмотри, что ты натворил. — Служитель храма широким жестом указал в сторону опрокинутых столов, разбросанных счетных листов и разбежавшихся животных.