Как ни странно, им позволили беспрепятственно уйти. Солдаты, стоявшие в портиках, как статуи, так и не сдвинулись с места и не попытались никого задержать. Торгаши, ворча, стали собирать свое разбросанное имущество и приводить в порядок столики, прикидывая, много ли времени осталось до конца дня, чтобы попытаться хоть как-то возместить убытки. Выходка Иисуса, конечно, была досадной неприятностью, но, как они надеялись, единичным случаем. Чем-то вроде стихийного бедствия, грозы с градом или налета саранчи, которое следует переждать, поскольку все так или иначе возвращается на круги своя.

Когда ученики под молчаливым предводительством Иисуса покинули город и, возвращаясь назад, проходили мимо давешней смоковницы, оказалось, что листья на ней пожухли, а ветви обвисли.

— Учитель! — вскликнул Петр. — Что это? Отчего это случилось7 — Он дотронулся до высохшей ветки. Лицо его выдавало страх и смятение.

1Ш Это удивляет тебя? — спросил Иисус. — Да имей ты веру с горчичное зерно и повели горе сей пойти и пасть в море, она пойдет и падет! — Он взялся за ветку, осмотрел ее и отпустил. — О чем бы вы ни просили в молитве с верой, будет даровано.

Но какое это имеет отношение к вере? Слова его были таинственны и темны. Это не имело отношения к Священному Писанию, к исцелению, к пророчеству, к изгнанию демонов — ко всему тому, что, как казалось Марии, и составляло миссию Иисуса.

К тому, из-за чего она последовала за ним, как и все остальные.

В тот вечер ужин проходил в удрученном молчании. Мария за-метила, что мать Иисуса тоже выглядела несчастной и сидела повесив голову. Иисус, если не считать молитв, отмалчивался, а Иуда сразу после ужина куда-то ускользнул — она видела, как он спускается вниз по тропе. Собрался побывать дома, навестить отца? Иисус такого не одобрил бы, но, возможно, Иуду это уже не беспокоило. Похоже, выходка в храме и жестокое наказание смоковницы произвели на Иуду не лучшее впечатление.

Поискав взглядом мать Иисуса, Мария увидела ее привалившейся к стволу чахлой сосенки, которая ухитрилась закрепиться корнями на склоне. Она сидела, уронив голову на руки, а когда Мария легонько коснулась ее плеча, подняла на нее глаза, полные слез. Не говоря ни слова, Мария заключила плачущую женщину в объятия.

— Он всегда так почитал храм, соблюдал все обряды, — сетовала его мать, — Еще мальчиком любил проводить там время и задавал книжникам и ученым столько вопросов, что они уставали отвечать… — Она покачала головой. — И вдруг такое!

— Ясно, что увиденное вывело его из себя. Возможно, он почувствовал, что должен очистить храм, — промолвила Мария просто для того, чтобы хоть немного успокоить мать Иисуса.

— Что скажет Иаков? — тяжело вздохнула старшая Мария.

— Ни один из них и слова не проронил. Оба Иакова, и Большой и Меньший, все время стояли столбом. Они так же растерянны, как и все прочие.

— Я не о них, а о своем сыне. Он такой благочестивый, такой набожный. Он этого не вынесет — просто умрет от стыда! Молю Бога, чтобы в Назарете об этом не узнали.

— До Назарета отсюда не близко, — успокаивающе произнесла Мария. — Пойдем найдем местечко поудобнее, посидим, потолкуем…

Разговор завязался, и в ходе его Мария решилась-таки задать давно донимавший ее вопрос: не происходит ли семья Иисуса из дома Давидова? Для самой Марии его родословная значения не имела, но для других — еще какое! Ведь на сей счет существовали пророчества.

— Да, — ответила мать Иисуса. — Нам всегда говорили, что это так. Это знание придавало нам гордости и добавляло сил, когда нашей семье доводилось переживать нелегкие дни. Такое происхождение накладывает особые обязательства, побуждает во всем стремиться к совершенству. Однако это не такая уж редкость, есть много семей, которые возводят свой род к Давиду.

Итак, это правда. По меньшей мере одно пророчество могло иметь к нему отношение. И этого он, в отличие от истории с ослом, подстроить не мог.

Позднее, уложив мать Иисуса спать, Мария, к которой сон не шел, решила пройтись и наткнулась на Фому, склонившегося над маленьким свитком возле слабо светившего костра.

Она наклонилась посмотреть, что он делает. Фома поднял на нее глаза и промолвил:

— Я записываю кое-что из сказанного Иисусом. Ну, ты понимаешь… то здесь, то там. Боюсь забыть особенно мудреные слова. Признаться, я и так уже многое забыл.

Мария присмотрелась и прочла следующие строки:

Иисус сказал: «Я дам вам то, чего не зрело ни единое око, чему не внимало ни единое ухо, чего не касалась ни одна рука, что не пробуждалось в человеческом сердце».

Ииcyc сказал: «Ищущий да обрящет, и стучащему отворят».

— Никогда не слышала, чтобы он говорил такие вещи, — удивилась она.

— Так ведь он с каждым из нас говорит по-разному, — пояснил Фома. — Думаю, ты сама могла бы вести такой же список, только изречения в нем были бы иными.

— Необходимо объяснять, когда и почему были произнесены те или иные слова, — заметила Мария. — Иначе их смысл трудно уразуметь.

— Это касалось только меня. И я это вряд ли забуду.

«Да верно, он с каждым из нас говорит по-разному, — подумала Мария. — Только вот кое-что из сказанного мне я не только ни за что не стану записывать, но и хотела бы забыть!»

Издалека до нее донесся голос говорившего с кем-то Иисуса. Тон его был мягок и доброжелателен, как прежде. Что за перемена произошла с ним? Надолго ли это?

«Иисус так же непостоянен, как и Иуда»- подумала Мария. Где же все-таки Иуда и почему он вдруг исчез?

И снова храм. Утром Иисус привел своих учеников туда, и теперь они стояли во внешнем дворе, дожидаясь, когда он начнет говорить. Что-то неуловимое в самой осанке и поведении Иисуса побуждало народ собираться вокруг него.

Проповедовать в портиках храма имел право каждый, и многие учителя и книжники собирали здесь своих последователей, но в обычное время, а не в многолюдные праздничные дни, когда храм переполнен. Несмотря на это, Иисус занял место между колоннами и стоял там, подобно неколебимому утесу, омываемому бурлящим морем людей, что явились почтить святыню, удовлетворить любопытство и купить животных для жертвоприношений.

Лотки менял и загоны торговцев живым товаром снова находились на своих местах. Хозяева их смотрели на Иисуса исподлобья, но на сей раз он не обращал на них внимания. Почему, столь непримиримый вчера, он готов был терпеть их наглость сегодня? Солдаты тоже не удостоили Иисуса особого внимания, разве что порой косились в его сторону. Мария огляделась и приметила в отдалении группу книжников и фарисеев, видимо также пришедших послушать.

Как только Иисус воздел руки и возгласил: «Мои соотечественники, я жду ваших вопросов о Законе и Писании!» — обычно приглашение, адресуемое ученикам и слушателям, — собралась огромная толпа. Вопросы посыпались градом. Некоторые простые, вроде: «Что говорит Моисей насчет сбора хвороста в Шаббат?», другие посложнее. Скажем, означает ли заповедь «Чти отца своего и мать свою», что верующий обязан повиноваться им во всем, вплоть до выбора супруги, даже если ему самому уже сорок лет?