170. Он заходит во грынюшку во светлую,

Он цэлом-то не бьёт, ниско не кланеицсэ.

Тут стават тут корол(ь) да на резвы ноги:

«Уш ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановиц!

Ты идёш ко мне по старому ле по-прежному,

175. Ты служыть ко мне идёш верою и правдою?..» —

«Не служыть к тибе иду не верой и не правдою:

Я иду на Опраксеи-то сватацьсе.

Ты добром-то не даш, дак возьмём силою;

Как мы три дня прожывём, дак весь твой град згубим!»

180. И тут выходит король да на красно крыльцо,

Он смотрит по улици по шырокой же:

И лёжыт у ёго силы да у́лками-переу́лками,

И лёжыт у ёго силы да ровно грези фсё.

И заходил тут король да ляховиньской же,

185. Заходил же он король да во свою грыню;

Говорыл же король да таковы реци:

«Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановиц!

Ты остафь мне-ка народу да хоть для семяноф;

Вы возьмите у мня Опраксею-королевисьну!..»

190. Как на то же Дунаюшко не ослышылсэ;

Выходил-то Дунаюшко на красно крыльцо,

Закрычал-то Дунаюшко громким голосом:

«Уш вы ой еси, мои дружья-товарыщи!

Вы остафьте тотариноф дле семеноф:

195. Как возьмём мы Опраксею-королевисьню!»

Как брали Опраксею-королевисьню —

Они брали за белы за руцюшки,

Говорыла же кнегинушка Опраксея:

«Ище нету у мня да постоятеля, —

200. У мне нету тепере родной сёстры,

Как родной-то сёстры Настасьи-королевисьны,

Ище той же паленицы приудалоей:

Не дала бы она меня в обиду же!»

Как садили г Дунаюшку на добра коня,

205. Повезли-то из города из Ляхова.

Они ехали путём себе дорогою,

Как наехали на ископыти на лютыя:

Тут ехала невежа проклятая —

Выворацивались ископыти — да бутьто пе́цища.

210. Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановиц:

«Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец!

Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад!

Вы возьмите Опраксею-королевисьну,

Вы пристафьте ко князю ко Владимеру!»

215. Как садили Опраксею на добра коня

Ко тому же старыку Ильи-то Мурамцу;

Повезли-то Опраксею-королевисьню.

Ище тот же стары казак Илья Мурамец.

Как пристави-ли Опраксею-королевисьню

220. Ко тому же ко князю да ко Владимеру.

Ище тут же Дунаюшко сын Ивановиц

Он поехал-поехал по етим ископытям

Догонять он, догонять невежу проклятую.

Ехал по далецю цисту полю,

225. По тому же по роздольицу по шырокому, —

Как наехал-наехал тонко́полотняной шатёр.

Он спускал-то своёго да он добра коня

Как к тому же, к тому же к тонкополотняну шатру,

Отбил-то пшаницу да белоярову

230. У того же коня да у невежына.

Как зашёл же во етот да во тонкополотняной шатёр, —

Как тут спит же невежа, роскинулась.

Нецёго он не спросил — да два он отрока сотворыл,

И повалилсэ тут он с ею сряду спать.

235. Как стават тут невежа проклятая:

«Как коня напоил да и колоцьця не закрыл!»

Схватила она сабельку вострую,

Как хотела она у ёго да как главу смахнуть:

«Как сонного мне-ка бить, дак ёго лутше побудить!..»

240. Будила-будила — да розбудить не могла,

Тут же она да повалиласе.

Просыпалсэ Дунаюшко сын Ивановиц;

Розбудил он невежу проклятую,

Ище ту же паленицу приудалую.

245. И тут же они да согласилисе,

Согласилисе они да тут и брак принеть.

Садились они да на добрых коней,

Как поехали они да цистым полём же.

Ище ехали-ехали — тут росхвастались.

250. Говорил же Дунаюшко таковы рецы:

«Как нет же меня да едрене богатыря!»

Говорила же Настасья-королевисьня,

Ище та же паленица преудалая:

«Как в метоцьки метить дак ище нет лучше меня!»

255. И тут же Дунаюшку за беду пало;

Говорыл же Дунаюшко сын Ивановиц:

«Я поставлю пе(р)стень в лоб, да и ты мош ле попасть?»

Как метила она, дак нарас попала же!..

«Уш ты стафь-ко ты пе(р)стень ты себе и в лоп.

260. Неужеле, ты попала, дак мне не попасть?..»

Тут же Дунаюшко метит(ь) меткой стал:

Как первой рас он стрелил — и не дострелил.

Говорыла же Настасья да королевисьня:

«Уш ты ой еси, Дунаюш(к)о Ивановиць!

265. Уш мы бросим-ко с тобой да ету заповедь!»

Да тут же Дунаюшку и за беду пало;

Он метил же в метоцьку во фторой рас:

Он фтор-от рас и стрелил — перестрелил.

Говорыла Настасьюшка-королевисьня,

270. Ёго фсяко улещала Дунаюшка Ивановица:

«Уш мы бросим, бросим да ету заповедь!..»

Ишше тут же Дунаюш(к)о [не] ослышылсэ:

А метил-то он в метоцьку во третьей рас.

Он метит-то, метит дак и во белу грудь,

275. Он во белую грудь да в ретиво серцо, —

Он застрелил палиницу да преудалую.

Он вымал-то, вымал да как булат-ножык,

Он ростегивал бантоцьки серебряны,

Он порол-то, порол у ей белы груди;

280. Он смотрел-то, смотре(л) у ей во белой груди:

И затворёно у ей есь да два отрока —

И два отрока у ей, сын да доци же,

Ище у сына у ей да по колен ноги в золоти,

Как у доцери-то у ей по локоть руки в серебри.

285. Да и тут же Дунаюшку за беду пало,

За велику досадушку показалосе.

Он ставил копьё да во сыру землю,

Он ставил копьё и тупым коньцём, —

Он валилсэ на копьё своей белой грудью;

290. И тут же он, тут да прыговарывал:

291. «Протеки-протеки да-ле тут, Дунай-река!»

404. Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира

Как из-за моря-моря да моря синёго,

Из-за синёго морюшка шырокого

Тут пловёт-выплываёт да трыццэть караблей.

Заплывают во матушку во Невесь[149]-реку;

5. Они ставят свои да церны карабли,

Они ставят ко прыстани карабельни же,