Когда камера показала Жаклин крупным планом и ее красивое лицо стало видно под вуалью, Мария подумала, что она тоже выглядела подавленной.

— Я поступила подло, — сказала Мария лицу на экране. — Прости меня, Господи.

Она вздрогнула, когда в дверь позвонили. Это пришел Джордж Джейкс.

— Тебе не стоит оставаться одной, — сказал он с порога.

Она почувствовала прилив беспомощной признательности. Когда ей действительно нужен был друг, Джордж оказывался рядом.

— Входи, — пригласила она его. — Извини, что я выгляжу как чучело. — Она была в старом халате поверх ночной рубашки.

— Для меня ты всегда выглядишь отлично. — Джордж видел ее в еще более неприбранном виде.

Он принес ей коробку пирожных… Мария выложила их на тарелку. Она не завтракала, но все равно не ела пирожные. Да и вообще есть ей не хотелось.

Миллион людей стоял по всему маршруту кортежа, сообщил телекомментатор. Гроб доставили из Белого дома в собор Святого Матфея, где состоялась траурная месса.

В двенадцать часов дня объявили пятиминутное молчание. Движение транспорта прекратилось по всей Америке. Камеры показывали толпы людей, стоящих на улицах. Казалось странным, в Вашингтоне не слышно шума машин. Мария и Джордж стояли, склонив голову, перед телевизором в ее маленькой квартире. Джордж взял ее за руку. Волна теплых чувств к нему захлестнула Марию.

После того как закончилось пятиминутное молчание, Мария приготовила кофе. К ней вернулся аппетит, и они съели пирожные. Вести трансляцию из собора не разрешили, так что какое-то время смотреть было нечего. Джордж завел разговор с Марией, чтобы отвлечь ее.

— Ты останешься в пресс-бюро? — спросил он.

Она об этом не задумывалась, но уже знала ответ.

— Нет, я собираюсь уйти из Белого дома.

— Хорошая мысль.

— Помимо всего прочего, я не вижу для себя будущего в пресс-бюро. Там не дают повышение женщинам, и я не собираюсь всю жизнь оставаться референтом. Я на государственной службе, потому что хочу добиться результатов своей деятельностью.

— В министерстве юстиции есть вакансия, которая могла бы тебя устроить. — Джордж говорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему, но Мария заподозрила, что он заранее намерился сказать это. — Ведение дел с корпорациями, которые не выполняют правительственные распоряжения. Это называется «соблюдение законов, правил и решений регулирующих органов». Могло бы заинтересовать тебя.

— Ты думаешь, у меня есть шанс?

— С дипломом юридического факультета Чикагского университета и двухгодичным опытом работы в Белом доме? Бесспорно.

— Но негров они не очень-то принимают на работу.

— Думаю, Линдон это изменит.

— Правда? Он же южанин?

— Не стоит его заранее осуждать. Честно говоря, у нас к нему относятся плохо. Бобби ненавидит его. Не спрашивай почему. Он называет его «хрен моржовый».

Мария засмеялась первый раз за три дня.

— Ты шутишь.

— Вероятно, он у него действительно большой. Если он хочет кому-то пригрозить, то вынимает его и говорит: «Вот я тебя сейчас охреначу». Так говорят.

Мария слышала от мужчин такие байки. Может быть, это правда, а может быть, и нет. Она снова стала серьезной.

— Все в Белом доме считают, что Джонсон бездушный, особенно в отношении семьи Кеннеди.

— Я в это не верю. Вот послушай. Когда президент умер и никто не знал, что делать дальше, Америка была ужасно уязвима. Что, если Советы воспользуются моментом и захватят Западный Берлин? Наша держава самая сильная в мире, и мы должны делать свое дело, не расслабляясь ни на минуту, какой бы ни была наша печаль. Линдон сразу же взял бразды правления в свои руки, и правильно сделал, потому что никто другой не думал об этом.

— Даже Бобби?

— Тем более Бобби. Мне он нравится, ты знаешь. Но он подавлен горем. Он утешает Жаклин, он организует похороны брата, и он не управляет Америкой. Если честно, то большинство наших людей тоже раскисли. Можно думать, что Линдон бездушный. Я полагаю, что он поступает как президент.

После мессы гроб вынесли из собора и снова установили на лафете для следования на Арлингтонское национальное кладбище. Кортеж черных лимузинов растянулся на большое расстояние. Процессия миновала мемориал Линкольна и пересекла реку Потомак.

— Что Джонсон будет делать с законопроектом о гражданских правах? — спросила Мария.

— Это большой вопрос. На данный момент законопроект обречен. Он в комитете по процедурным вопросам, и его председатель Говард Смит ничего не скажет, когда они будут его обсуждать.

Мария подумала о взрыве, устроенном в воскресной школе. Как можно становиться на сторону расистов Юга?

— Не может ли комитет отклонить его?

— Теоретически может, но когда республиканцы объединяются с демократами-южанами, они имеют большинство и всегда стопорят законопроект о гражданских правах вопреки мнению народа. Не представляю, как эти люди могут утверждать, что они верят в демократию.

На экране Жаклин Кеннеди зажгла вечный огонь на могиле. Джордж снова взял Марию за руку, и она увидела, что у него на глазах заблестели слезы. Молча они смотрели, как гроб медленно опустили в землю.

Джона Кеннеди не стало.

— Господи, что теперь с нами будет? — сказала Мария.

— Не знаю, — отозвался Джордж.

* * *

Джордж с неохотой уехал от Марии. Она выглядела более сексуально в хлопковой ночной рубашке и старом махровом халате, с естественно вьющимися непричесанными волосами вместо аккуратной прически с распрямленными завитками. Но она больше не нуждалась в нем: в тот вечер она собиралась встретиться с Нелли Фордхэм и другими девушками из Белого дома в китайском ресторане и устроить поминки, так что она не оставалась бы одна.

Джордж ужинал с Грегом в облицованном темными панелями ресторане «Восточный гриль», что в двух шагах от Белого дома. Внешность отца заставила Джорджа улыбнуться: по обыкновению, тот был в дорогой одежде, но носил ее как тряпье. Его узкий черный сатиновый галстук съехал набок, манжеты рубашки были не застегнуты, а на лацкане черного пиджака виднелось белесое пятно. К счастью, Джордж не унаследовал его неряшливость.

— Я подумал, что нам нужно взбодриться, — сказал Грег. Он любил первоклассные рестораны и изысканную кухню, и эту черту Джордж усвоил. Они заказали омаров и «Шарли».

Джордж почувствовал себя ближе к отцу после кубинского ракетного кризиса, когда нависшая угроза всеобщего уничтожения заставила Грега раскрыть свое сердце. Джордж всегда чувствовал, как незаконнорожденный сын, что он служит помехой и что когда Грег исполнял роль отца, он делал это по долгу и без энтузиазма. Но после того неожиданного разговора он понял, что Грег в самом деле любит его. Их отношения оставались необычными и довольно сдержанными, но Джордж сейчас считал, что они основывались на чем-то искреннем и неизбывном.