Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда мой обергефрайтер убежал? – спросил часового, делая вид, что никуда не спешу.
– К интендантурату Мезьеру пошел, чего-то ему там завизировать надо. Сказал, что тебе тоже к нему идти.
– А я погреться думал. Жаль. А куда идти-то?
– Сейчас по улице налево, а через два квартала еще раз налево. Там найдешь. Чего привезли-то?
– Военная тайна, – я грустно хлюпнул красным распухшим носом и вытер слезящиеся глаза. – На самом деле какие-то матрасы и доски.
– А, – обрадовался часовой, – пополнение намечается, это хорошо. Надоело уже через день на ремень.
– Чего так, людей не хватает?
– Ага, у нас тут бандиты совсем озверели в своем лесу. Наших три четверти каждый день эти леса прочесывают. И что ни день, то либо убитого, либо раненого притаскивают, а когда и не одного. Зато партизан этих уже с тысячу перебили.
– Ух ты, молодцы! У вас тут, гляжу, хуже, чем на фронте.
– На фронте сейчас тоже не сахар, но и мы тут не отсиживаемся.
– Ладно, пойду я, – говорю, поправляя прикрывающий шею, подбородок и рот шарф. – Обергефрайтер злой сегодня.
– Я заметил. А ты чего такой больной и за рулем?
– Некому. У нас две трети роты под Москву забрали. Зато мне машину из нового пополнения дали.
– Да, я заметил, что краска свежая. Номера и тактические знаки тоже.
Вот гад глазастый.
– Сам только вчера рисовал. У вас сегодня праздник будет?
– Конечно, Новый год грех не отметить. Надеюсь, последний военный.
– Точно, желаю, чтобы как можно больше ваших в следующем году совсем не воевало.
Да, идеально было бы рвануть их именно ночью, но опасность разоблачения нашей закладки сильно возрастала. Ничего, их и сейчас в казармах полно, вон в окна выглядывают. Все-таки удачно, что между Рождеством и Новым годом немцы решили снизить активность, подкормиться и отогреться. Нет, они и сейчас по лесам нашим шарятся, но стало их много меньше.
Свернул я налево, но к Мезьеру, конечно, не пошел – в одном из переулков меня ждали розвальни с сеном, в котором уже сховался Евгений.
– Помчали, Степан, – скомандовал я Глухову, когда устроился рядом с Тихвинским и выплюнул комок смолы, долженствующий изображать флюс.
Вообще в этот раз я прибег к мимикрии основательно, кроме своих способностей, привлекая и подручные средства. Естественно, без них мог бы и обойтись, но не стоило так сильно отсвечивать. Флюс из смолы, кстати, предложил Зиновьев. Не такое уж и гениальное предложение, но стоило пойти на поводу у старшины, пусть считает себя талантливым придумщиком.
С момента взвода взрывателей прошло уже двадцать две минуты. Мы, что взрывная команда, что мужики из Залесья, сидели вокруг самовара и пытались пить чай. Точнее, мы с Тихвинским, уже переодетые, пытались, а остальные нормально себе пили и заедали натуральными баранками. Дело в том, что из соображений секретности прибывший вчера «дровяной обоз» был не в курсе нашей сегодняшней операции, но все равно мужики поглядывали на нас с интересом – понимали, что телодвижения наши неспроста.
И тут шарахнуло! До школы было не меньше полукилометра, но удар был силен, особенно полами по ногам, причем этот удар пришелся чуть раньше, чем грохот от взрыва. Что-то зазвенело и посыпалось на пол. С резким щелчком треснуло стекло в оконной раме. Степан поглядел в нашу с Евгением сторону уважительно и слегка ошарашенно.
– Ну, вы, блин, даете!
Отвечать ничего не стал. Чего я на самом деле могу сказать? Жаль, не удастся сегодня вечером к Ольге проскочить, вряд ли после нашей диверсии ей поспать придется – хирургу работы на всю ночь должно хватить. И остался ли жив часовой? По сути, не должен, до него там меньше тридцати метров было, даже если сменился, то тоже вряд ли – машина возле караулки немецкой как раз и стояла. Меня он фиг признает, я опять имел вид желтомордого задохлика с синяками под глазами, а вот Женю нужно снова перегримировывать. Но для этого у нас все было, по крайней мере пара свежих фингалов ему не помешает.
– Степан, тебе придется с Евгением немного подраться. Смогете?
– В лучшем виде отделаю.
– Но-но, у меня второй разряд по боксу, так что отделаю тебя как раз я.
– Забьемся?
Ну, прямо как дети.
– Так, бить будете по очереди. Аккуратно, но сильно. Понятно.
Народ поскучнел – ну да, выпить, закусить, подраться, что еще надо, чтобы снять стресс.
– Что с листовками? – спросил у Фефера.
– Передал. Сказали, спасибо, но мало.
Триста листовок для города это, конечно, капля в море, остальное ушло на просвещение окрестностей.
– Про бумагу спросил?
– Клятвенно обещали, что будет. Сам Павел Ильич обещал кровь из носа.
– Кто?
– Да Лиховей.
– Кстати, как прошла встреча?
– Нормально, как вы и обещали, даже не удивился.
– О беседе с командованием не просил?
– Нет, даже не упоминал. Завтра должны были еще раз встретиться, но боюсь после этого, – Герман мотнул головой в сторону окна, – не получится. А чего рванули-то?
– Угу, вероятно, многие сегодня и завтра будут сильно заняты. А сегодня из дома лучше не выходить. А рванули казармы.
– Сильно!
Как бы подтверждая мои слова, за окном раздался выстрел, затем еще два и короткая автоматная очередь. Нет, дома лучше.
Стрельба на улице, хоть и редкая, велась до ночи, ночью же только усилилась – похоже, немцы здорово перенервничали и палили по каждой тени.
Количество немецких патрулей в городе не возросло, но теперь они передвигались не меньше чем по пять человек. Похоже, сегодня в лес никого не погнали или наша диверсия не удалась – слишком уж много немцев на улицах. Документы, пока дошел до госпиталя, проверили трижды. У входа также стоял усиленный пост из трех солдат. Снега перед входом почти не было – какая-то смерзшаяся темно-бурая масса. Промурыжили меня на входе минут двадцать, но в здание госпиталя все ж таки пустили. Первое ощущение это запах! Такого насыщенного запаха карболки, крови и гниющей плоти раньше здесь не было. Амбре было много сильнее, чем в наших санитарных землянках.
Просидев еще два с половиной часа, наконец, увидел Ольгу, точнее ее полупрозрачную бледную тень. Да уж, измотали сивку крутые горки. Даже радости в глазах при виде меня не появилось, одна глухая усталость. Это что, охлаждение чувств или, правда, до того умаялась?
Поговорить нормально не удалось. Оля сунула мне в руку какую-то коробку и шепнула, что через пару часов, если еще чего не случится, будет дома. Коробка была увесистой, кроме таблеток, там оказались и ключи. За два часа сумел, ничего не спалив, ну если только излишне пережарил, приготовить сносный обед.