С 1894 года налоги возросли в 4,3 раза. Два десятилетия назад вопрос о земельном налоге – платить три процента или же два с половиной – служил предметом серьезных дискуссий. В 1905 году он составил уже пять с половиной процентов, и ни у кого особых вопросов это не вызывало. «Надо потерпеть», – говорили люди и платили, платили, платили. За два прошедших десятилетия управляемость народом стала намного лучше, он стал явно послушнее. Внимательный наблюдатель улавливал глухое недовольство, но оно не принимало угрожающего характера. Люди, прошедшие обязательный курс обучения в школе и в армии, воспринимали свои бытовые проблемы с пониманием к нуждам страны. За прошедшие годы их кругозор существенно расширился. Теперь им было стыдно думать о себе – блеск империи слепил их.

Японско-русская война послужила прологом к ужасающим войнам ХХ века. Многие и многие японские семьи потеряли своих сыновей или получили их обратно калеками. Все эти жертвы были принесены во имя императора Мэйдзи – продолжателя династии первоимператора Дзимму. Раньше японцы гордились беспрецедентной непрерывностью династии. Теперь к этой «хронологической» гордости добавилась «гордость территориальная»: Япония обзавелась заморскими владениями, площадь подведомственной Мэйдзи территории увеличилась почти на 40 тысяч квадратных километров. Это была гордость «европейского» типа. Кругозор деревенских парней расширился радикально – они увидели, как выглядит мир за пределами Японии.

Вместе с заключением мира русские военнопленные стали возвращаться из Японии на родину. Их было около 80 тысяч. Все очевидцы свидетельствуют о том, что в лагерях обращались с ними хорошо: хорошо кормили и не издевались. Заключенным разрешали выходить в город, гулять, посещать театры, спортивные состязания, горячие источники и даже публичные дома. Власти не противились тому, чтобы офицерам и солдатам по-прежнему выплачивалось денежное довольствие. Самого отца Николая до концлагерей не допускали, русских войсковых священников из страны выслали, но японские православные священники служили молебны, ободряли пленных, окормляли их. На Пасху для каждого из них заготовили по яйцу, что было не так просто, как теперь может показаться. Все эти заботы лежали на плечах небольшого «Общества духовного утешения военнопленных», все сотрудники которого были выпестованы отцом Николаем. Мэйдзи наградил «Общество» тремя серебряными чашами с изображением хризантемы. Помогая русским военнопленным, члены «Общества» продолжали при этом возносить православные молитвы за победу японского оружия.

Впрочем, плен есть плен – заключенные хворали, умирали, сходили с ума. «Сегодня получил фотографическую группу 9-ти пленных с крейсера „Варяг“, отпускаемых в Россию, по излечении их; выглядели они очень хорошо, так что прямо можно сказать, что их заботливо лечили и содержали; по крайнему сожалению только – четверо калеки на всю жизнь: у каждого отрезано по одной ноге»[339]. В японском плену скончалось 354 человека[340].

Помимо огромных габаритов пленников, на японцев большое впечатление произвела степень неграмотности русских солдат, в чем они увидели еще одно доказательство своего превосходства. На сей раз культурного. Самый большой лагерь размещался в Мацуяма (остров Сикоку). В прошлую войну там находились китайские военнопленные, так что место было «обжитым». Начальник лагеря отмечал, что больше половины русских пленных не умеют даже подписаться. И тогда он разрешил организовать в лагере школу. Азбуки, евангелия (каждому военнопленному подарили по напечатанному в Японии экземпляру) и другие книги доставлялись туда из токийской православной миссии. Начальник лагеря надеялся на то, что, вернувшись на родину, эти люди расскажут о благородстве японцев и о «цивилизованности» Японии. Каждую неделю на обучение выделялось 12 часов. Охранникам и заключенным разрешили учить друг друга своему родному языку. Когда русские стали возвращаться домой, каждому из них вручили по 200 сигарет и набору открыток с местными видами[341].

Ко времени возвращения в Россию многие солдаты и даже офицеры оказались заражены социалистическими и антиправительственными настроениями. Находившиеся в Японии русские социалисты распространяли в лагерях антицаристскую литературу. Японские власти не препятствовали этому. Когда пароход «Воронеж» с адмиралом Рожественским на борту взял курс на Владивосток, на его борту едва не вспыхнул мятеж. Пришлось зайти в Нагасаки и обратиться за помощью в местную полицию.

Пленных на родине ждали тяжелейшие испытания. Добраться до дому было огромной проблемой: забастовки и беспорядки парализовали железные дороги, страна полыхала в пламени революционных бунтов. Значительную часть пленных пришлось вывозить через полсвета морем непосредственно в европейскую часть России. Несмотря на наступившие холода, теплой одежды у многих не было. Пожертвований, которые поступали в распоряжение миссии в Токио, не хватило на то, чтобы обеспечить всех теплым бельем. Через руки отца Николая прошло 97 322 иены, пожертвованных из России. Из них 1000 рублей (1 рубль равнялся примерно 1иене) прислала государыня Александра Федоровна. Она же пожертвовала целых 5000 рублей на сооружение православного храма в Осака – в память русских военнопленных, умерших там в концлагере[342]. Любить мертвых, а не живых и в то время было одним из родовых свойств российских правителей.

В память о погибших в плену была построена церковь и в Мацуяма.

В 1899 году около 30 стран, включая Японию, подписали в Гааге конвенцию о гуманном отношении к военнопленным. Япония и Россия стали первыми странами, которые применили положения этой конвенции на практике. Россия ратифицировала конвенцию только в 1909 году, но с японскими военнопленными тоже обращались гуманно. Этих пленных оказалось немного – всего около двух тысяч человек. И возвращались они не в страну, объятую забастовками и бунтами, а в страну-победительницу, дела в которой шли явно в гору.

Бунтовщики в Хибия волновались зря, правительство неусыпно думало о национальном интересе. Уже в ноябре был подписан японско-корейский договор об установлении протектората над Кореей. Дворец, где проходили переговоры, на всякий случай окружили японские солдаты. Текст договора принадлежал Ито Хиробуми. Он считался противником этой войны, но это не помешало ему оказаться в числе тех, кто воспользовался ее плодами с наибольшим успехом. Теперь без согласия японского МИДа Корея не имела права заключать международные договоры. Назначенный на должность генерального резидента (генерал-губернатора), Ито получал право на вмешательство во внутренние дела Кореи. Мечты Тоётоми Хидэёси и Сайго Такамори наконец-то осуществились, Корея была наконец-то наказана за то, что она столько столетий не признавала себя вассалом Японии.