Теперь я располагаю сведениями о реальной судьбе Владимира Николаевича, о том, как несправедливо обошлись с ним в самом начале войны и в послевоенное время и какую роль в этом сыграл именно Мехлис. Постараюсь рассказать об этом подробнее.

Прежде всего нужно отметить, что на самом деле Владимира Николаевича минули и Керчь, и штрафбат, но судьба его не щадила, хлебнул он в жизни и без этого немало. Мехлис, как известно, навредил не только генералам Петровскому, Горбатову, но и многим другим. Генерала А.В. Горбатова упекли на Колыму не без участия Мехлиса, который даже после освобождения и восстановления генерала в высоких чинах долго не доверял ему. Александр Васильевич вспоминал по этому поводу: «Когда мы уже были за Орлом, он вдруг сказал: „Я давно присматривался к вам. Я следил за каждым вашим шагом после вашего отъезда из Москвы и тому, что слышал о вас хорошего, не совсем верил“. Думаю, понятно, что значило мехлисовское „присматривался“, „следил“. Это значит: подсматривал, подслушивал, „принюхивался“, собирал „на всякий случай“ все, что могло послужить компроматом.»

Или вот история генерала Леонида Григорьевича Петровского. Заместитель командующего Московским военным округом, он в ноябре 1938 года не без участия Мехлиса уволен из армии и до августа 1940 года находился под следствием в органах НКВД.

В ноябре 1940 года по ходатайству наркома обороны Тимошенко вновь призван в РККА, восстановлен в более высоком звании и назначен командиром 63-го стрелкового корпуса 21-й армии. Известно, что на 13-й день войны корпус Петровского отбил у немцев территорию двух районов Белоруссии, Жлобинского и Рогачевского, и удерживал их более месяца до самой своей гибели. Именно Мехлис помешал даже посмертному награждению генерал-лейтенанта Петровского Л.Г., совершившего подвиг не менее значимый, чем оборона Брестской крепости.

Злоключения Владимира Николаевича и без Керчи, и без штрафбата складывались ох насколько хуже. В материале «Бей своих!» у А. Чуракова (http://www.proza.ru/2009/03/21/396) и у В. Звягинцева «Война на весах Фемиды: Война 1941–1945 гг. в материалах следственно-судебных дел» (М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006) в 2014 году я нашел некоторые архивные данные.

В них изложены подробности, подтверждающие истинные факты из реально сложившейся жизни Владимира Николаевича Борисова — армейского комиссара 2-го ранга, заместителя начальника Управления политической пропаганды Красной Армии.

Оказался он тогда заместителем Мехлиса неожиданно. Тот 21 июня 1941 года постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) был назначен начальником Главного управления политической пропаганды (ГУПП) РККА, сменив на этом посту армейского комиссара 1-го ранга Александра Ивановича Запорожца.

Я прошу читателя извинить меня за то, что помещаю подробности о Мехлисе рядом с материалами о людях достойных, которых считаю образцами для подражания. Но пусть этот контраст лишь сильнее подчеркнет и величие добрых и честных людей (чьи имена, в чем я уверен, украшают историю нашего советского времени), и низость, пагубность их антиподов.

Арестовали Борисова на 19-й день войны, 11 июля 1941 года, по личному указанию Л.З. Мехлиса на основании поступивших от него же в Управление Особых отделов НКВД СССР «материалов о его прошлом» и о «самовольном оставлении фронта». Из данных А. Чуракова в материале «Бей своих!» (ч. 1 и ч. 2) совершенно ясно, что Борисов вылетел в Москву не самовольно.

На допросе Владимир Николаевич показал: «Заместитель наркома обороны армейский комиссар Мехлис, очевидно, позабыл, что я прилетел в Москву с разрешения Народного комиссара Маршала Советского Союза Тимошенко. Хотя я в докладе Мехлису на его вопрос „Приехали?“ ответил, что прилетел с разрешения наркома. Адъютант наркома обороны Белокосков передал перед этим мне, что вылет в Москву разрешен и по распоряжению Народного комиссара обороны за мной был выслан самолет». «27 июня, — продолжал Борисов, — армейскому комиссару 1-го ранга Мехлису я доложил обстановку на фронте и попросил разрешения послать на фронт политработников для организации заграждения и наведения порядка среди отстающих одиночек и групп военнослужащих при отходе наших войск. Мехлис со мною согласился. 28 июня на фронт я был послан заместителем Народного комиссара Обороны Мехлисом. Мне дали 100 политработников, и с ними я поехал на фронт. Когда уходил от Мехлиса, он мне сказал: „Поезжай, организуешь заградительные отряды из политработников на участке от Полоцка до г. Острова. Об исполнении доложишь“. Из этого я делаю вывод, что ко мне никаких претензий не было…». «11 июля (по выполнении задания) я был уже на докладе у Мехлиса, и он никаких упреков мне за то, что приехал в Москву, не сделал. Затем на вопрос Мехлиса, что думаю делать, я ответил, что прошу меня направить на фронт. Мехлис дал указание выписать мне документы на выезд в Юго-Западный фронт. Затем я был арестован».

Совершенно очевидно, указание о выписке документов на фронт было лишь маскировкой действий Мехлиса, заранее спланированных и продуманных.

Реальные факты истинной биографии военного коменданта Лейпцига полковника Борисова Владимира Николаевича, с которым меня свела военная судьба, и его фактические злоключения мне также довелось узнать из упомянутых публикаций Чуракова и Звягинцева.

Вот как «криминальное прошлое» Борисова выглядело в изложении Мехлиса в письме, направленном им 11 июля 1941 года «Товарищу Сталину» и «Товарищу Молотову»: «…Борисов признал, что он:…скрывал, что его отец был священником (везде писал учитель)…, скрывал добровольное вступление в белую армию…, обманным путем проник в партию большевиков…» и т. п., что он «с наступлением военных действий и трудностей на фронте в 1941 году поддался панике и выехал в Москву». Для пущей убедительности Мехлис вставил в письмо пассаж на самую «горячую» тему, отметив, что Борисов, находившийся с началом военных действий в Прибалтике, «с наступлением трудностей растерялся, самовольно приехал в Москву и рассказывал о положении на Северо-Западном фронте в таких, по сути дела, пораженческих тонах, что я вынужден был крепко призвать его к порядку».

Видно же, не «призывал крепко к порядку», а, сгущая краски, намекал Мехлис в письме и на некие «другие», якобы числившиеся за Борисовым «антипартийные дела», и резюмировал постфактум: «На основании всего этого мною дано указание Борисова арестовать. Арест произведен».

Действительно, отец Борисова до революции был сельским священником, но в 1917 году сложил с себя священнический сан и в последующие более 20 лет работал учителем в разных учебных заведениях. Криминала за ним не было, и советская власть педагогической деятельности бывшего батюшки не препятствовала.

В июне 1918 года Бузулук, где Владимир Борисов обучался в реальном училище, заняли белые, организовали из юных «реалистов» так называемую квартальную охрану — группы поддержания порядка в городских кварталах. Владимир в свои 17 лет вопреки воле родителей записался в эту охрану «из-за красивой формы». В 1919 году он совершил побег из той охраны, перешел к красным и без проблем поступил в 9-й кавполк Красной Армии. Участник Гражданской войны, член РКП(б) с 1922 года.

В течение последующих 20 лет жизнь Борисова была неразрывно связана с партийной работой и со службой в Красной Армии. После Гражданской войны до 1933 г. — на должностях политсостава в частях и соединениях РККА, где получал соответственно занимаемым должностям воинские звания.