Каролина хлопнула в ладоши:

– Эй, господа, репетиция не закончена, пока я не сказала «стоп!».

Органистка Элеонора, казалось, наконец пришла в себя.

– Я не знала, что вы умеете играть на органе, мисс Вурц, – сказала она Каролине; видимо, громче, чем следовало, так как байкеры и Джек замолчали.

Каролина взглянула на Джека и покраснела.

– Я взяла в свое время несколько уроков, никогда их не забуду, – сказала она, и байкеры снова затянули «Боже, храни королеву».

Они пели и пели, пели и пели, а Вурц дирижировала. Чистые девичьи голоса обитательниц общежития не могли перекричать матерых байкеров с их натренированными в застолье глотками; они уже согрелись и сбросили кожаны. Их татуировки выглядели достойными конкурентами витражам с Иисусом и святыми.

Джек проскользнул к выходу; он знал, Вурц может поставить что угодно, и в самом деле, к началу службы она довела до совершенства и хор байкеров, и хор девочек. Уходя, Джек заметил, с каким благоговением тату-художники слушают девочек, исполняющих «Повелителя танцев».[23]

Выйдя на порог, он увидел, как подъехали еще два байкера, Скользкий Эдди Эспозито из Нью-Хэйвена, штат Коннектикут, салон «Синий бульдог», и Гадкий Билл Леттерс из Брунсвика, штат Мэн, салон «Сезон охоты на черного медведя», оба совершенно вымерзшие и насквозь промокшие. Несмотря на усталость с дороги, при виде Джека они тепло ему улыбнулись, он пожал их ледяные руки.

Джек был в старой одежде – джинсы, кроссовки и Эммин дождевик.

– Я переоденусь к службе, – сказал байкерам Джек, те же заинтересованно прислушивались к девичьим голосам, доносящимся из часовни. – Ваши коллеги уже внутри, репетируют.

– Что они там репетируют? – спросил Гадкий Билл. Кажется, это был третий или четвертый куплет «Повелителя танцев», видимо, мисс Вурц решила исполнять гимн смешанным хором. До Джека и новых гостей донеслись зычные мужские голоса.

– Эй, Билл, пошли присоединимся к честной компании и попоем, – сказал Скользкий Эдди.

– Ты вернешься, переодевшись женщиной? – спросил Гадкий Билл.

– Не в этот раз, – сказал Джек.

Байкеры вошли в здание, и Джек услышал, как Скользкий Эдди сказал Гадкому Биллу:

– Билл, ты жопа с ушами, у тебя вместо мозгов задница!

– Разумеется, я жопа с ушами, – как ни в чем не бывало ответил тот.

Джек вернулся домой и принял горячую ванну. Лесли зашла к нему в своем обычном черном белье, опустила сиденье унитаза и уселась сверху, не смотря на Джека.

– Сколько их там? – спросила она.

– Тридцать коней, сорок всадников, – сказал Джек.

– Большинство маминых друзей-татуировщиков не ездят на мотоциклах, Джек. Байкеры – это только верхушка айсберга.

– Я знаю, – сказал Джек. – Надо вызвать Пиви.

– Надо вызвать полицию! – взглянула на него Лесли. – Не могут же они ночевать в Святой Хильде, даже в спортзале!

– Они могут ночевать тут, в доме.

– Джек, твоя мамаша заранее все так и спланировала, а мы, дураки, не догадались. Может быть, если бы мы таки переспали друг с другом, она бы избавила нас от этого унижения.

– Не знаю, – сказал Джек. – Мне-то кажется, захоти мама предотвратить появление этой толпы, она не смогла бы этого сделать.

После полудня позвонил Пиви:

– Какой лимузин! Мне надо было взять грузовик! Бухло уже не помещается в тачку, Джек!

– Ну, сгоняй два раза.

– Я уже три раза сгонял, сэр! Боюсь, если вы с миссис Оустлер не поторопитесь, для ваших задниц не найдется места на скамье!

Пиви, подумал Джек, родился паникером. Командует парадом мисс Вурц, и Джек знал, она-то оставит им с Лесли пару мест.

И Вурц не подкачала – более того, она поставила сторожить первый ряд Вонючую Обезьяну, а с ним – Подонка-до-Мозга-Костей, а также Сестричку Мишку и Луну Дракона. В Торонто приехали все, чьи прозвища Джек слышал хотя бы раз.

Была даже группа из Италии, а некий Лука Бруза из Швейцарии заявил Джеку, что ни под каким видом не пропустил бы Алисины поминки. В таком же духе высказались Рай-и-Ад из Германии, Ману и Тин-Тин из Франции, Парни-из-Лас-Вегаса и даже Розовая Пантера из Голливуда.

Гости забили все скамьи, все проходы и даже коридор, от дверей часовни почти до самого спортзала. Небольшая и очень перепуганная группа Старинных Подруг – дрожащие одноклассницы миссис Оустлер примостились на первых двух рядах бокового нефа, а Эд Харди, Вонючий Билл и Ржавый Людоед вызвались их охранять, то есть не подпускать своих коллег близко к порядочным женщинам, которые, как школьницы, держались за руки.

Мисс Вурц выстроила свои два хора – интернатовский и байкерский – по сторонам главного поперечного прохода, и сбитая с толку «конгрегация» принялась разглядывать две непохожие друг на друга группы. Тату-художники, прибывшие позднее других, никак не могли понять, при чем тут королева.

– Какая такая королева? – спросил у Джека широкоплечий мужчина в ярко-желтой спортивной куртке; он столько бриолина втер себе в волосы, что те торчали вверх акульим плавником. Джек узнал его, он видел фотографии Филадельфийского Психа Эдди в маминых журналах по татуировке.

Преподобный Паркер появился позже всех.

– Я не смог найти места на парковке! – застенчиво извинялся он, а затем решил поближе разглядеть «конгрегацию», все эти крашеные футболки, татуированные плечи, распахнутые воротники гавайских рубашек и так далее. Змеи и драконы холодными глазами смотрели на преподобного; многих существ преподобный Паркер видел впервые, в раю такие не водились. Повсюду встречался распятый Христос, точнее, его кровоточащее сердце в терновом венце, ничего похожего на традиционную англиканскую сдержанность. Еще было полно скелетов, одни выдыхали пламя, другие изрыгали ругательства.

На фоне этого буйства татуированной плоти мисс Вурц превзошла самое себя. Ее хоры исполнили «Повелителя танцев» как никогда – хор девочек («не-вполне-девственниц», как сказала миссис Оустлер) спел все пять куплетов, а хор байкеров присоединялся к ним на припеве. Несчастная блондинка, потерявшая на Эмминых поминках туфлю, солировала на четвертом куплете, продемонстрировав прекрасный голос, байкеры уже слышали ее во время репетиции, но все равно прослезились.

Когда пришла пора преподобному прочесть двадцать третий псалом, в часовне стало совсем жарко, и многие гости сняли даже рубашки. Это были не только татуировщики – пожаловало немало старинных Алисиных клиентов. Ее характерные работы были везде, Джек узнавал их одну за другой.

А еще он заметил, как рыдает миссис Оустлер, рыдает навзрыд и не может остановиться. Взглянув на нее, Алисины коллеги сразу сообразили, кто она такая.