Приизжай, братушка, домой, а то он всих нас заест. Сестрица твоя Лиза. Цалую и шибко жду.

Писано в Таштыпе во вторник».

От такого бесхитростного и нескладного детского письма малой сестренки у Ноя в голове тяжело стало и душа захолонула. «Очинно страхота стало жить, братушка». Это был крик, истошный вопль из ада кромешного! «Учительшу, Анну Михайловну, шибко дули плетями – и она теперь померши…» Она была добрая, ласковая ко всем ребятишкам – казачьим и иногородним, поселенческим!

– О Господи! Спаси нас, сирых и злых сердцами! – вскрикнул Ной, схватясь за голову. – Если только есть спасение для извергов рода человеческого! Нету у нас Бога, нет у нас людства, а зверство единое, неслыханное! На том и с батюшкой схватился перед отъездом!

– Ах вот как вы заговорили, красная сволочь! – взревел Каргаполов. – Но вы напрасно ждете прихода красных, чтобы учинить суд и расправу над патриотами отечества, уничтожающими большевистскую заразу повсеместно в Сибири! Как вам это нравится, Иван Филиппович: мы, оказывается, изверги рода человеческого! А? Каково? У большевиков христианские добродетели, а у нас одно зверство! Па-анятно, хорунжий. Так и раскрывайте свою душу впредь на допросах, чтобы не испытать вам на себе «зверства извергов рода человеческого»! Что ж, Иван Филиппович, прошу выписать ордер на арест хорунжего с его гатчинской сообщницей Юсковой.

Прокурор Лаппо не возражал против ареста хорунжего Лебедя, повинного в убийстве офицеров в Гатчине, да еще учинившего зверскую расправу над большевичкой Лебедевой, но госпожу Юскову не следует сейчас арестовывать. Евдокия Елизаровна являлась активной сотрудницей «офицерского союза».

– Но вы же знаете, Иван Филиппович, что Юскова с командиром Леоновой накануне убийства офицеров присутствовала на заседании полкового комитета! В этот момент она и получила шифровку резидента ВЧК для хорунжего! – плел свои выводы шпик охранки. Он-то, Каргаполов, знает, как все это делается! – Она являлась связной! Капитан действовал через нее.

– Вранье все это! – не удержался хорунжий. – Путаете вы господина капитана, потому как вам надо выжить его да еще в тюрьму упрятать.

– Совершенно верно, хорунжий! – подтвердил Каргаполов. – Но не в одну камеру с вами, учтите! Отныне вы не будете получать его инструкций!

– Не было никаких инструкций!

– Мооолчать! – завизжал Каргаполов и стукнул кулаком об стол. – Ты нам еще раскроешь все свои карты! Будь покоен, мы это сумеем сделать. Прапорщик! Вызвать трех казаков для этапирования арестованных в тюрьму. Штабс-капитана Хвостова ко мне!

Комиссар Каргаполов спешил. Очень спешил, пользуясь отсутствием капитана Ухоздвигова. Сейчас или никогда! Надо вырвать из утроб хорунжего и проститутки Юсковой нужные показания и со всем досье выехать самому в Омск, чтобы там схватили тепленьким резидента ВЧК. Надо спешить, спешить! Лаппо, конечно, поможет произвести дознание сообщников резидента ВЧК на высшем уровне. В тюрьме у Фейфера имеются надежные мастера для допросов большевиков. Жаль, что Каргаполову не удалось произвести в покойники капитана еще в апреле-мае прошлого года. Тогда он, Каргаполов, будучи начальником политического отдела, напал на верный след изобличения капитана Ухоздвигова! «Я сдеру с него шкуру француза и большевика, – накручивал Каргаполов. – На этот раз пуля ему будет обеспечена». Новокрещинов написал, что на Северном фронте восстание дивизии семнадцатого корпуса и двух полков в Петрограде, как и сводного в Гатчине, сорвано было агентурою ВЧК, поскольку в Пскове и Петрограде схвачены были видные офицеры подпольного союза. И это все работа капитана Ухоздвигова. И не одного капитана! По Гатчине – хорунжий Лебедь, председатель полкового комитета, в женском батальоне – Юскова!

Вошел прапорщик: казаки в приемной.

– Где штабс-капитан?

– Сейчас будет.

– Надежные казаки?

– Урядник Сазонов, урядник Хорошаев и казак Зубов.

А вот и штабс-капитан Хвостов, моложавый, бравый князь, белолицый, холеный, с тонко подбритыми усиками.

– Вы, князь, помнится мне, поклонник талантов разведчика капитана Ухоздвигова?

– Не отрицаю, господин комиссар.

– Ну а вы знаете, кому служит разведчик Ухоздвигов? Не знаете! Потому я и вынужден отстранить вас от работы в комиссариате. Немедленно сдадите дела подполковнику Свищеву.

– Слушаюсь, господин комиссар. Но должен сказать…

– Говорить будете в другом месте, князь, и при других обстоятельствах! Если вы не являетесь агентом резидента ВЧК, вас выпустят. Но сейчас я вынужден арестовать вас на время следствия. Прошу сдать оружие!

– Это произвол, господин комиссар.

– Без разговоров! Здесь контрразведка, милсдарь, а не богадельня для выродившихся отпрысков князей! Теперь вы убедились, господин прокурор, какую сеть заговора сплел у меня в комиссариате Ухоздвигов? Я окружен его агентурой! Связан по рукам и ногам! Подпольный комитет большевиков нагло работает в городе, выпускает листовки, имеется подпольная типография, а весь мой аппарат бездействует! Штабс-капитан Хвостов, любимчик капитана, таскается за юбками. Каково, а?

– Сергей Сергеевич, я как прокурор разделяю ваше возмущение и сочувствую. Но мне нужны улики, доказательства, факты…

– Факты? А это разве вам не факт?! Пожалуйста! – Каргаполов достал из стола и сунул под нос прокурору Лаппо листовку подпольного комитета. – Отперативно работают большевики!

«Товарищи!

При царском самодержавии мучили и убивали людей, но таких чудовищно-гнусных преступлений, какие сейчас творятся на наших глазах, еще не видывала история. Это нечто такое гадкое, беспредельно-мерзкое, что не поддается никакому описанию. Нет слов на человеческом языке, чтобы передать всю бездну утонченных мук над товарищами, захваченными в низовьях Енисея. Всю дорогу над ними измывалась пьяная орда белоказаков и офицеров Дальчевского.

Были насмерть замучены Марковский, Лебедева, Печерский и ряд других товарищей. Но палачам мало этих жертв. За городом найдено несколько товарищей, изрубленных шашками, с кусками мяса вместо лица. У одной женщины отрезаны груди, распорот живот. В тюрьме – пир сатаны, кровавая вакханалия! Арестованных раздели донага, били нагайками, прикладами, каблуками. В результате несколько человек мертвых. Без всякой одежды их загнали в калорифер, но и там избиения не прекращаются. Приходят и вымещают злобу на безоружных людях все, кому не лень.

Но недолго продлится торжество буржуазии и ее прихвостней! За моря крови, за все пытки и муки они ответят сторицей перед судом рабочих и крестьян очень скоро! Гораздо скорее, чем они могут ожидать.

Слышно было, к дому губернского комиссара подошел автомобиль. Прокурор Лаппо выглянул в окно.