темной энергии, разбиваясь на маленькие ручейки, потек к оружиям других сурии. Они тихо застонали, но устояли, держа клинки над головами. Как только темная энергия в воздухе испарилась, уже мертвый сурии повалился на помост. Но…

– Желающие могут подойти и проститься с братом. Поднимайтесь.

Толпа потекла вперед, к помосту, поднимаясь по ступеням. И каждый начал рывком погружать оружие в труп рира, который и без того уже напоминал решето. Этого Нуска уже не выдержал – развернулся и молча пошел против течения толпы. Он больше не мог выносить это зрелище, когда…

– Шиеры передали послание. Необходимо завтра собраться в…

Лекарь замер, пытаясь различить слова среди шума шагов и капель, разбивающихся о камень.

– В шесть часов. Мы будем там. Последние слова еще не были сказаны – Шаззи погиб напрасно.

Нуска заставлял себя ждать. Слушать, как мечи один за другим погружаются в мертвую плоть. Как тихо плачут родственники умершего. Как переступают с ноги на ногу и вздыхают его друзья. Нужно было терпеть.

– Среди нас лазутчики. Их нужно отловить до того времени.

– Займемся этим на рассвете. Сейчас нужно проводить брата.

– Верно. Он бы не хотел, чтобы мы занимались работой в день прощания.

Нуску трясло. Он не мог так просто стоять и смотреть, как кто-то умирает. Это неправильно. Необходимо было встать и влезть, попытаться сделать все, чтобы этот рир остался в живых. Зачем он послушал Сина? Почему поверил ему, что ничего не поделать? Но опустошенные каналы говорили сами за себя – сейчас Нуска не был способен и разбитую коленку залечить.

Лекарь бросился прочь. Но тут же врезался в кого-то и отлетел на пару шагов назад. Упав на дорогу, Нуска поднял голову и хмуро уставился на застывшую перед ним Ранри. Сначала она в удивлении вскинула брови, но затем повернулась к другому риру, чье лицо было скрыто под плащом, и сказала:

– Тогда прогуляемся завтра после пяти. Не хочу оставлять тебя так надолго, но я записалась проводником для двух чужеземцев и…

– О, я понимаю. Работа на первом месте, милая.

Двое поцеловались. Нуска тут же отвел взгляд, стараясь не подглядывать. А затем чьи-то сильные руки вздернули его вверх.

– Эй, Нуска! Где твой эрд? Он твое лицо вообще видел? Как он может где-то шататься, когда ты тут в шаге от обморока?

Нуска не понял. Хоть его и потряхивало после увиденного, но он не мог понять, зачем бы тут мог понадобиться Син. Правитель уж точно не стал бы успокаивать Нуску и терпеть его слабость.

– Ха… О, вот и он! Давайте пойдем в трактир. Я нашла неплохое место для ночлега.

Лекарь пытался связать в голове все услышанное на площади, но это оказалось не так просто. Бледное лицо приговоренного рира и хлеставшая из его ран кровь до сих пор стояли перед глазами Нуски. Он просто плелся следом за наемницей, не разбирая дороги и низко склонив голову.

Син шел поблизости, но, видимо, настолько был погружен в себя, что даже не сказал ничего Ранри.

В какой-то момент стало тепло и сухо. Нуска на секунду очнулся и огляделся.

Ранри уже переговаривалась с трактирщиком. Хозяин заведения бросил на гостей один неприветливый взгляд, а затем протянул руку. Наемница тут же достала из-под одежд ту самую суму, которую ранее позаимствовала у эрда. Только вот мешочек был вновь до краев полон и чуть не лопался от тяжести.

Вскоре они поднялись на второй этаж. Хозяин отказался выделить чужеземцам два места для сна, а потому располагаться пришлось хоть и в просторной, но одной единственной комнате.

Нуска взглянул на наемницу, которая тут же без стеснения принялась стягивать с себя мокрые одежды. Вся ее спина была покрыта шрамами, а на плече виднелся свежий след от удара эрда. Кажется, даже всех способностей лекаря не хватило на то, чтобы полностью залечить рану.

Тем временем Ранри уже осталась в одном нижнем белье. Легкая серая ткань плотно облепляла стройную и подтянутую фигуру. Нуска резко отвернулся, краснея, но тут же встретился взглядом с эрдом. Кажется, тот все это время наблюдал за лекарем с кислой миной. На наемницу он даже не посмотрел – кажется, совершенно не был заинтересован в изучении ее прелестей.

– Переодевайся. Почему ты не надел мой плащ? Твой ведь насквозь промок, – буркнул Син, а затем и сам отвернулся.

Эрду было достаточно стянуть с себя только накидку – все одежды под ней оказались сухими.

Нуска ворчал. Переодеваться ему было не во что, а потому он только снял с себя плащ и рубаху. Штаны же не решился – ни перед эрдом, ни перед Ранри ему оголяться не хотелось. Так он и стоял, смущенный, дожидаясь, пока наемница сменит одежду.

В комнате, слава духом, было четыре кровати, один платяной шкаф и стол с четырьмя стульями. Единственное окно выходило прямо на главную улицу, а потому Син сразу подошел к нему, приоткрыл ставни и уселся на широкий подоконник, подобно сторожевому псу наблюдая за входом в трактир.

Холодный ветер тут же ворвался в помещение, и Нуска обхватил себя руками, пытаясь согреться. Холодно. Зябко. Есть хочется и настроение хуже некуда. Это означало только одно…

– Ранри, ты ведь попросила принести еду прямо в комнату?

– Конечно. Вы же не хотите, чтобы уже завтра утром вся Рира судачила об эрде и его хаванском лекаре.

Ранри уже переоделась и теперь рылась в своих вещах.

– А выпивку и табак? – продолжил с интересом выспрашивать Нуска, устроившись на своей кровати.

– Естественно. Даже я не хочу, чтобы ты от переживаний сыграл в ящик, – посмеялась наемница, а затем вдруг подошла и села рядом с Нуской. – Хочешь кое-что попробовать?..

– Он не хочет.

Син все это время даже не смотрел на своих спутников, но, судя по всему, внимательно вслушивался в их разговоры.

– Арх, небосвод, ты ведь даже не дослушал! Это такой же табак, только…

– Риры не могут предложить ничего хорошего. Нуска, никаких трубок за пределами Эрьяры, – отрезал Син.

Лекарь только насупился. Он чувствовал себя отвратительно, даже его энергия почти не восстанавливалась – ей просто неоткуда было взяться в этом окутанном темной магией городе. Сейчас он даже порез не смог бы залечить и из-за этого чувствовал себя хуже некуда.

– Может быть, вам и нравятся такие представления, но не мне. Я хочу отвлечься, – мрачно проговорил Нуска и отвернулся. Он все еще не мог забыть, с каким вниманием и даже восторгом эрд взирал на этот «ритуал прощания», больше походивший на извращенный вид казни.