Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что ты скажешь о посвящении?
– Оно… оно…
– Подавляет?
– Да, – обрадовался Ганиль, – лучше не скажешь – именно подавляет.
– И даже… унижает? – подсказал Светлокожий.
– Да. Великое… великое таинство.
Ганиль сокрушенно уставился в кружку с пивом. Миид улыбнулся и сказал тем же своим тихим голосом:
– Знаю. А теперь допивай скорей. Пожалуй, тебе следует показать этот ожог Аптекарю.
Ганиль послушно вышел за ним следом на вечерние узкие улочки, забитые пешеходами и повозками – как на лошадиной и воловьей тяге, так и пыхтящими самодвижущимися. На Торговой площади ремесленники сейчас запирали на ночь свои будки, и уже были закрыты на крепкие засовы огромные двери Мастерских и Лож на Высокой улице. То там, то здесь, словно растолкав нависающие над улицей, налезающие один на другой дома, появлялся гладкий, без окон, желтый фасад храма, украшенный лишь полированным медным кругом. В темных, недолгих летних сумерках под неподвижной пеленой облаков темноволосые, бронзовокожие люди Обычного Дня собирались группами, стояли без дела, толкались и разговаривали, переругивались и смеялись, и Ганиль, у которого от усталости, боли и крепкого пива кружилась голова, старался держаться поближе к Мииду; хоть он и был теперь Мастером, чувство у Ганиля было такое, как будто только этот голубоглазый незнакомец знает путь, которым ему, Ганилю, следует идти.
– XVI плюс XIX, – раздраженно сказал Ганиль. – Что за чушь, юноша, ты что, складывать не умеешь?
Ученик густо покраснел.
– Разве не XXXVI получается, Мастер Ганиль? – неуверенно спросил он.
Вместо ответа Ганиль вогнал до отказа металлический прут в его гнездо в паровом двигателе, который юноша чинил; прут оказался на дюйм длиннее, чем нужно.
– Это из-за того, Мастер, что большой палец у меня слишком длинный, – сказал юноша, показывая свои руки с узловатыми пальцами. Расстояние между первым и вторым суставами большого пальца было и в самом деле необычно велико.
– Да, это правда, – сказал Ганиль. Его темное лицо стало еще темнее. – Очень интересно. Но не важно, короткая или длинная у тебя мерка – важно, только чтобы ты применял ее последовательно. И что еще важно, запомни, ты, тупица, так это то, что если сложить XVI и XIX, XXXVI не получается, не получалось и, пока стоит мир, не получится никогда – а ты невежда и непосвященный!
– Да, Мастер. Очень трудно запомнить.
– А это, Уонно Ученик, нарочно так сделано, – послышался низкий голос Ли, Главного Мастера, широкоплечего толстяка с блестящими черными глазами. – На одну минутку, Ганиль.
И он повел его в дальний угол огромной Мастерской. Едва они отошли от ученика на несколько шагов, Ли весело сказал:
– Вам, Мастер Ганиль, немножко не хватает терпения.
– Таблицы сложения Уонно должен бы уже знать.
– Иногда даже Мастера забывают что-то из этих таблиц. – Ли отечески похлопал Ганиля по плечу. – Знаешь, ты говорил так, будто ожидал, что он это вычислит! – Он захохотал звучным басом; из-за завесы этого хохота поблескивали его глаза, веселые и бесконечно умные. – Тише едешь, дальше будешь… Если я не ошибаюсь, накануне ближайшего Дня Отдыха ты у нас обедаешь?
– Я взял на себя смелость…
– Превосходно, превосходно! Желаю успеха! Вот хорошо будет, если у нее появится такой положительный парень, как ты! Но предупреждаю честно, моя дочь – своенравная девчонка. – И Главный Мастер снова захохотал.
Ганиль заулыбался, немного растерянный. Лани, дочь Главного, вертела, как хотела, не только работавшими в мастерской юношами, но и собственным своим отцом. Сперва этой девушки, смышленой, живой, как ртуть, Ганиль даже побаивался. Только потом он заметил, что, когда она разговаривает с ним, в поведении ее появляется какая-то робость, а в голосе начинают звучать просительные нотки. Наконец он собрался с духом и попросил у ее матери, чтобы та пригласила его на обед, то есть совершил первый официальный шаг в ухаживании.
Ли уже ушел, а он все стоял на том же месте и думал об улыбке Лани.
– Ганиль, ты когда-нибудь видел Солнце?
Тихий голос, бесстрастный и уверенный. Он повернулся, и его глаза встретились с голубыми глазами друга.
– Солнце? Да, конечно.
– Когда это было в последний раз?
– Сейчас скажу. Мне тогда было двадцать шесть; значит, четыре года тому назад. А ты тогда разве не был здесь, в Идане? Оно показалось к концу дня, а потом ночью были видны звезды. Помню, я насчитал восемьдесят одну, и после этого небо закрылось снова.
– Я в это время был севернее, в Келинге; меня тогда как раз посвятили в Мастера.
Миид говорил, опираясь на деревянный барьер вокруг Образца большой паровой машины. Светлые глаза его смотрели не вглубь мастерской, где вовсю кипела работа, а на окна, за которыми упорно моросил мелкий дождь поздней осени.
– Слышал, как ты сейчас отчитывал юношу Уонно. «Важно то, что, если сложить XVI и XIX, XXXVI не получается»… А потом: «Мне тогда было двадцать шесть; значит, четыре года тому назад… Я насчитал восемьдесят одну…» Еще немного, Ганиль, и ты бы начал вычислять.
Ганиль нахмурился, и рука его, непроизвольно поднявшись, потерла шрам, светлевший у него на виске.
– Да ну тебя, Миид! Даже непосвященные различают IV и XXXI.
Миид чуть заметно улыбнулся. Он уже держал в руке свою Палку для Измерений и рисовал ею на пыльном полу окружность.
– Что это такое? – спросил он.
– Солнце.
– Правильно. Но это также и… знак. Знак, который обозначает Ничто.
– Ничто?..
– Да. Его можно использовать, например, в таблицах вычитания. От II отнять I будет I, не так ли? Но что останется, если от II отнять II? – Он помолчал. Потом постучал палкой по нарисованному на полу кругу. – Останется это.
– Да, конечно. – Ганиль не отрываясь глядел на круг, священный образ Солнца, Скрытого Света, Лица Бога. – Кто хозяева этого знания? Священнослужители?
– Нет. – Миид перечеркнул круг «иксом». – Вот этого – да, они.
– Тогда чье… кто хозяева знания о… знаке, который обозначает Ничто?
– Да нет у него хозяина – или, скорей, хозяева все. Это не Тайна.
Ганиль изумленно сдвинул брови. Они говорили вполголоса, стоя почти вплотную друг к другу, словно обсуждая промер, сделанный Палкой для Измерений.
– Почему ты считал звезды, Ганиль?
– Мне… мне хотелось знать. Я всегда любил счет, числа, таблицы действий. Поэтому я и стал Механиком.
– Да. Теперь: тебе ведь уже тридцать, и уже четыре месяца, как ты Мастер. Задумывался ты когда-нибудь, Ганиль, что, если ты стал Мастером, это значит в своей профессии ты знаешь все? Отныне до самой смерти тебе уже не узнать ничего
