языка рта Эллен Джеймс. Когда-то она работала в дневных яслях, еще в Иллинойсе — об этом она рассказала Гарпу в самолете, — так что хорошо умела обращаться с такими малышами и даже «разговаривала» с ними на их языке.

Гарп улыбнулся ей и вернулся в постель.

Утром он рассказал Хелен об Эллен Джеймс, а потом они поговорили об Эрни.

— Хорошо, что папа умер во сне, — сказала Хелен. — Когда я думаю о твоей матери…

— Да, конечно, — сказал Гарп.

Дункана познакомили с Эллен Джеймс. Одноглазый мальчик и безъязыкая девочка, думал Гарп. Они отлично дополняют друг друга, и теперь моя семья еще больше сплотится.

Когда наконец позвонила Роберта и стала описывать свой арест, именно Дункан — он меньше всех в доме устал от разговоров — рассказал ей, что Эрни Холм умер от сердечного приступа.

Когда Хелен обнаружила на кухне в помойном ведре бирюзовый комбинезон и огромную накладную грудь вместе с бюстгальтером, она, похоже, даже немножко развеселилась. А вишневого цвета виниловые сапоги сидели на ней просто отлично, но она все равно их выбросила. Эллен Джеймс попросила только отдать ей зеленый шарф, после чего Хелен повела девочку по магазинам, чтобы купить ей кое-что из одежды. Дункан выпросил парик и — необычайно действуя Гарпу на нервы — почти все утро ходил в этом чертовом парике.

Позвонил декан Боджер, спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен.

Теперешний завхоз Стиринг-скул специально заглянул к ним, чтобы поговорить с Гарпом с глазу на глаз. Он объяснил, что Эрни Холм проживал в школьном помещении, поскольку работал в школе, а потому, как только Хелен найдет возможность, вещи Эрни следует вывезти. Как понял Гарп, фамильный дом Стирингов, принадлежавший Мидж Стиринг-Перси, был передан школе еще несколько лет назад — в дар от Мидж и Жирного Стью, по случаю чего была устроена торжественная церемония. Гарп сказал завхозу, что, как он надеется, Хелен предоставят столько же времени, чтобы вывезти вещи, сколько предоставили бы Мидж Перси.

— О, конечно, — сказал завхоз. — А их дом мы, конечно, продадим, — доверительно сообщил он Гарпу. — Это же полное барахло!

Насколько помнил Гарп, фамильный дом Стирингов никогда барахлом не был.

— Все-таки это история, — сказал Гарп. — Я-то думал, вы захотите его оставить — к тому же как-никак подарок.

— Водопроводные трубы и канализация в ужасном состоянии, — сказал завхоз. И пожаловался, что в своем прогрессирующем маразме Мидж и Жирный Стью довели дом до полного запустения. — Может, это и очаровательный старый дом, — сказал молодой завхоз, — но школе нужно смотреть вперед. Тут и так кругом сплошная история. Нельзя же топить все строительные фонды в канализации подобных исторических памятников. Нам нужны здания, которыми можно реально пользоваться. И нам все равно, что произойдет с этим старым домом.

Когда Гарп рассказал Хелен, что дом Стирингов-Перси будет продан, она окончательно расстроилась. Плакала-то она, конечно, об отце и обо всем, что с ним связано в ее жизни, однако известие, что Стиринг-скул отказывается от самого великолепного дома на территории школы, памятного им с детства, угнетающе подействовало на них обоих — и на Гарпа, и на Хелен.

Затем Гарп пошел договариваться с местным органистом, чтобы на похоронах Эрни не играли ту музыку, какую будут играть утром на похоронах Жирного Стью. Хелен почему-то придавала этому очень большое значение, она была расстроена, и Гарп не стал задавать вопросов, хотя ее поручение представлялось ему довольно бессмысленным.

Приземистая часовня Стиринг-скул, выстроенная в подражание стилю тюдор, была так густо увита плющом, что казалось, проросла из-под земли и теперь тщетно пытается пробиться также сквозь плотно переплетенные побеги.

Темные, в полоску, штаны (от костюма Джона Вулфа) упорно сползали и мели землю, когда Гарп вошел в полутемную часовню, — он так и не отдал костюм портному, а попытался кое-как подогнать его сам. Первая волна сумрачной органной музыки сразу дымом окутала Гарпа. Он думал, что пришел достаточно рано, однако, к своему ужасу, увидел, что похороны Жирного Стью уже начались. Почти все присутствующие были глубокими стариками, и Гарп никого не узнавал — это были те самые старцы из высшего общества Стиринг-скул, которые посещали любые похороны: выражая на чужих похоронах двойное сочувствие, они как бы предвосхищали свои собственные. А эта смерть, думал Гарп, привлекла столько народу в основном потому, что Мидж принадлежала к семейству Стиринг, ведь сам-то Стюарт Перси мало с кем дружил. Церковные скамьи были заполнены вдовами; их маленькие черные шляпки с вуалями вызывали ощущение паутины, упавшей сверху на головы этих старых дам.

— Я рад, что и ты здесь, Джек, — сказал Гарпу какой-то человек в черном, сидевший в последнем ряду. Гарп, почти никем не замеченный, присел на заднюю скамью, надеясь переждать здесь прощальную церемонию, а потом переговорить с органистом. — У нас тут мускулов не хватает, гроб нести некому, — снова обратился к Гарпу сосед, и Гарп узнал его: это был водитель катафалка из похоронной конторы.

— Я не носильщик гробов, — прошептал Гарп в ответ.

— Тебе придется на время им стать, — возразил водитель катафалка, — иначе мы никогда его отсюда не вытащим. Уж больно здоровенный.

От водителя катафалка пахло сигарным дымом. И, взглянув на скамьи, освещенные узкими полосками солнечного света из окон часовни, Гарп убедился, что водитель прав. Отовсюду ему подмигивали седые кудряшки старых вдов, даже лысых голов стариков среди присутствующих почти не видно; и штук тринадцать или четырнадцать прочных тростей были аккуратно прислонены к подлокотникам скамей. Заметил Гарп и два инвалидных кресла.

В итоге он не возражал, когда водитель катафалка взял его под руку и повел за собой.

— Они сказали, мужчин будет больше, — шепотом жаловался водитель, — но никого мало-мальски здорового я тут не заметил.

Гарпа проводили к передней скамье; напротив сидело все семейство Перси. К своему ужасу, он увидел, что на той скамье, где ему предложили сесть, распростерто чье-то тело. Лежавший там старик был совершенно неподвижен, и сесть Гарп так и не решился; впрочем, ему тут же помахали со скамьи семейства Перси, приглашая к себе, и вскоре он обнаружил, что сидит рядом с Мидж. У Гарпа мелькнула мысль, что старик на скамье — просто очередной покойник, ждущий отпевания.

— Это дядя Харрис Стэнфулл, он просто спит, — шепнула Гарту Мидж, кивнув в сторону лежащего на скамье старика, который выглядел как самый настоящий покойник.

— Это дядя Хорас Солтер, мама! — поправил сидевший рядом с ней мужчина, и Гарп узнал Стьюи Второго, краснорожего и весьма корпулентного; Стьюи был старшим из детей Перси и ныне единственным