Впрочем, мы забежали слишком далеко вперед. Вернемся к рассказу об Ироде и его сыновьях Александре и Аристовуле, которых он нашел в Риме не только повзрослевшими, но вполне образованными. Тотчас по окончании церемонии усыновления Августом Марцелла и его свадьбы с Юлией, Ирод с сыновьями вернулся в Иудею.

5

Поспешность, с какой Ирод отплыл из Италии, объяснялась неприятной новостью, которую он узнал о своих сыновьях и на которую поначалу списал неудовольствие, с каким они встретили его в Риме. Доброхоты из числа местных евреев, явившихся к нему, чтобы засвидетельствовать свое почтение, сообщили, что оба его сына не только изучали вдали от родины различные науки, но и предавались недостойному иудеев разврату: младший, Аристовул, стал сторонником конкубината [387], а старший, Аристовул, и вовсе впал в смертный грех, сожительствуя с мужчинами.

От самой Кесарии, в одном из дворцов которой после утомительной морской поездки Ирод переночевал с сыновьями, и до самого Иерусалима юношей приветствовали толпы восторженных евреев. Казалось, теперь не Ирода, а Александра и Аристовула они хотели видеть своими царями, и воздавали им поистине царские почести. И юноши действительно выглядели по-царски: оба красивые, статные, облаченные в одежды из китайского шелка, расшитые золотыми и серебряными нитями, они, стоя на колеснице, радушно отвечали на приветствия несметных толп народа. На Ирода, ехавшего, по своему обыкновению, верхом, никто не обращал внимания, как если бы он был уже не царем, а одним из множества членов свиты и охраны, сопровождавшей царевичей. Ироду это было только на руку: он внимательно всматривался в людские массы, стараясь разглядеть среди них незнакомца с длинными шелковистыми волосами и большими темными глазами, одетого в белоснежный хитон. Однако все его старания оказались тщетными, – того, кого он мысленно прозвал Машиахом, или Мессией, нигде не было видно.

Восторг простонародья, когда Ирод с сыновьями вступил в Иерусалим, достиг своего апогея. Людское море смело охрану и свиту, прорвалось к колеснице и, высоко подняв царевичей, на руках отнесло их во дворец. Александр и Аристовул уже давно скрылись за высокими резными дверьми парадного входа, а море все еще волновалось, ликуя по поводу возвращения на родину молодых красавцев, наследников столь любимой всеми царицы Мариамны.

К ликующим массам людей, радовавшимся возвращению домой царственных юношей, прибавился и младший брат Ирода Ферора. Особенно он подружился с Аристовулом – сторонником конкубината, поскольку сам был без памяти влюблен в свою рабыню-италийку и продолжал сожительствовать с нею, не имея законных прав жениться на ней. Нашлись во дворце, однако, и те, кого возвращение братьев ввергло в уныние; таких оказалось немного, но они довольно быстро составили партию, которая встала в оппозицию к молодым царевичам, и партию эту возглавила сестра Ирода Саломия.

Ирод по-своему разрешил назревавший внутридворцовый конфликт: он устроил сразу две свадьбы – старшего, Александра, женил на Глафире, дочери дружественного ему царя Каппадокии [388]Архелая, а младшего, Аристовула, женил на вошедшей в пору зрелости Беренике, дочери Саломии. Обе свадьбы, со свойственной Ироду широтой и расточительностью и приглашением гостей из множества стран, сыграли одновременно. Ни Август, ни Агриппа, хотя им также были направлены приглашения, в Иерусалим не приехали, сославшись на занятость, но прислали молодоженам богатые подарки.

Как показало недалекое будущее, хорошо, что не приехали. События неожиданно для всех, и прежде всего для молодых царевичей, приняли трагичный оборот, а Ирода народная молва окрестила детоубийцей. Со временем молва эта обрастет самыми нелепыми слухами, а к самому концу жизни Ирода превратится в ни на чем не основанное обвинении в убийстве всех невинных младенцев в возрасте от двух лет и младше, которое-де было совершено по его приказу в Вифлееме и его окрестностях, когда прибывшие с Востока волхвы сообщили ему о рождении нового царя Иудеи Иисуса Христа [389].

Случится это много позже, а пока Ирод радовался счастливо, как ему казалось, разрешившемуся конфликту в его семье. Чтобы радость его могли разделить с ним и другие члены семьи, он сам вскоре в соответствии с нормами, принятыми в Иудее, женился на прекрасной простолюдинке из Самарии Мальфаке, которая одарит его четырьмя детьми – тремя сыновьями и дочерью.

Благополучное разрешение назревавшего конфликта, на которое рассчитывал Ирод, не получилось. Пока он радовался счастью со своей молодой четвертой женой и даже стал красить в черный цвет свои вконец поседевшие волосы, не обращая внимания на интриги, сплетавшиеся вокруг него подобно паутине, Александр и Аристовул не стали ни ближе с ним, ни откровенней. Более того: младший Аристовул завел себе даже юных наложниц, которые тешили его танцами днем и ласками ночью, а старший Александр, не желая расставаться с приобретенными в Риме греховными наклонностями, стал проводить больше времени не со своей женой Глафирой, а с тремя евнухами отца, первый из которых исполнял обязанности виночерпия, другой прислуживал за столом, а третий, которому Ирод доверял больше, чем своим телохранителям, заботился о ложе царя, выполняя обязанности постельничего. Но то, чего не замечал Ирод, не проходило мимо внимания Саломии.

Нежелание братьев, один из которых стал ее зятем, входить в какое бы ни было общение с нею, она относила на счет их врожденной спеси, унаследованной от матери, принадлежавшей к роду Хасмонеев. «Ну конечно, – ворчала она, завидев Александра и Аристовула, – где уж вам, принцам крови, снисходить до нас, простолюдинов, к тому же, в отличие от вашей матери, неевреям». Упоминание матери производило на братьев угнетающее впечатление. Они действительно помнили о своей несчастной матери, ставшей жертвой оговоров, инициатором которых, как они считали, была Саломия, и за это не только избегали ее общества, но и ненавидели ее. Ферора, в отличие от других домочадцев Ирода находивший общий язык с царевичами, в этом отношении понимал Саломию, хотя и не разделял ее неприязни к братьям: она всегда имела сильное влияние на Ирода, умело использовала это влияние, и ее главенствующая роль в гибели несчастной Мариамны, любившей своего мужа и бывшей абсолютно верной ему, не составляла для него секрета. Союзнические отношения, сложившиеся между Феророй и сиротами, не желавшими забыть свою покойную мать, вызывали у Саломии дополнительную озлобленность. Ей не стоило особого труда привлечь на свою сторону старшего сына Ирода Антипатра и его мать Дорис, которая с годами превратилась в тучную малоподвижную особу, единственным смыслом существования для которой стало бесконечно есть без разбору все мало-мальски съедобное, что только попадалось ей на глаза. Антипатр, шансы которого стать преемником на царство именно в силу своего низкого происхождения превратились ко времени возвращения из Рима Александра и Аристовула в призрачную мечту, с готовностью встал на сторону тетки.