заметили. По кромке рва тянулась шпалера акаций, покрытых мелкими жёлтыми цветками. Хамзат Хадиевич ничего не боялся и ни о чём не жалел, скорее наоборот: сейчас он чувствовал непривычную полноту своего существования. У него есть инженер, которого он бережёт, и есть друг, которому он помогает. Инженеры у него и раньше были, а друга не было никогда — не та работа… Однако надо торопиться!

Ров под прямым углом повернул налево. Хамзат Хадиевич остановился и проверил кольт Федосьева. Полный барабан — шесть патронов. Этого хватит. Мамедов хорошо запомнил планировку стрелковых позиций на площадке с резервуарами. Ближе всего к нему пулемётное гнездо. Разумно предположить, что охрана использует ров как ход сообщения между позициями: значит, слева появится окоп. За жёлто-зелёной шпалерой в небо поднималась тёмная туча. Где-то совсем рядом раскатился по склону берега тугой грохот орудия.

Так оно и есть — устье окопа. И никакого часового.

Пулемётчиков было трое. Один короткими очередями бил из «гочкиса», установленного на разлапистой треноге, второй подавал патронную ленту, а третий просто сидел на бруствере из мешков, как рыбак на пирсе, и наблюдал: он ничего не опасался, потому что безоружные пароходы не могли ответить огнём. Хамзат Хадиевич хладнокровно выстрелил в пулемётчика, потом в заряжающего, потом в наблюдателя. Все трое одинаково повалились вперёд — никто из них не успел сообразить, что позиция атакована с тыла.

Хамзат Хадиевич посмотрел поверх бруствера. Из пулемётного гнезда, с возвышения, был виден весь затон — хоть и небольшой, но длинный, будто речная старица, и слегка изогнутый. И всюду в затоне, как дома вдоль дороги, стояли суда: затон казался какой-то затопленной и горящей деревней. Высокая стена из дыма отгораживала площадку с резервуарами от простора Камы. В клубящейся мгле Мамедов еле разобрал очертания «Лёвшина». Как там Ванья?.. О Нерехтине Хамзат Хадиевич сейчас почему-то беспокоился даже больше, чем об Алёше. Ванья должен вывести пароход из ловушки, должен спасти свою команду, и очень многое сейчас зависит от него, от Мамедова. Нужно, чтобы пушка нобелевской охраны молчала до тех пор, пока буксир Нерехтина не скроется вон за тем мысом, на котором торчит треугольник фарватерного знака. За мысом артиллеристы уже не достанут до «Лёвшина», и он, Мамедов, сможет уйти. Если, конечно, ещё будет жив.

Оттащив трупы пулемётчиков в сторону, Хамзат Хадиевич с натугой переместил тяжеленный растопыренный «гочкис» на бруствер справа — чтобы ударить по артиллеристам. Орудие находилось неподалёку. В прислуге было номеров пять. Снарядные суетились у ящиков с боеприпасами, заряжающий клацал замком, наводчик припал лицом к трубке панорамы. Хамзат Хадиевич проверил патронную ленту, прижался плечом к упору, прицелился, ворочая тонким стволом с воронкой пламегасителя, и нажал на спусковой крючок. «Гочкис» затрясся, полетели гильзы, мелкими толчками поехала лента.

Артиллеристов разметало — кто-то упал, кто-то шарахнулся за винтовкой. Наводчик бессильно сполз под деревянное колесо. Мамедов дал очередь по казённику орудия, надеясь повредить затвор — вспыхнули искры, блеснуло стекло разбитого прицела, затем подмёл позицию, и в воздухе повисла пыль. Брошенная прислугой трёхдюймовка замерла, как лошадь без седока.

Хамзат Хадиевич приподнял голову, оценивая обстановку. Пушку он заткнул. Теперь надо держать её под контролем, пока «Лёвшино» не выйдет из затона. Конечно, оставшиеся солдаты скоро откроют огонь по нему самому, попытаются отбить своё орудие и прикончить диверсанта. Скорее всего, они сунутся с тыла — из противопожарного рва по окопу. Значит, надо занять новое место, более удобное для обороны. Не теряя времени, Мамедов вскочил, опять поднял тяжеленный пулемёт и перебежал в окоп к шпалере акаций. Отсюда он сможет обстреливать пушку и время от времени выглядывать в ров, чтобы не прозевать нападение. Нужно забрать винтовки убитых пулемётчиков… Как всегда, в таких обстоятельствах Хамзат Хадиевич ощущал себя не бойцом в осаде, а рачительным хозяином, который приготовил всё, что требуется для выполнения задачи, и намерен спокойно выполнить сложную работу.

— Давай, дэлай свойо дэло, Ванья, — пробормотал он, заправляя в пулемёт новую ленту. — Я помогу, ты нэ пэрэживай…

На входе в окоп что-то мелькнуло… Хамзат Хадиевич одним движением выхватил кольт, протянул руку — и еле успел остановить себя. Пригибаясь, в окоп проскользнул Алёшка. Еле дыша, он приткнулся рядом с Мамедовым.

— Не ждал, дядя Хамзат? — весело спросил он, вытирая мокрый лоб.

05

«Лёвшино» медленно отползал от берега и разворачивался. Казалось, он попал в подземное пекло — в озеро с геенной. Над горящим затоном выгнулся тёмный дымный свод. По воде растекался огонь, и буксир шёл по нему, как железный бык по высокому адскому папоротнику: резал огненные заросли форштевнем и подминал корпусом, загребал их плицами колёс и раскачивал волнами. Вокруг царила мгла, душил густой запах нефти. Со всех сторон, как во время бури в лесу, доносился угрожающий гул, что-то трещало, раскатисто ахнул взрыв мазутного бункера, будто упало поваленное дерево.

Иван Диодорыч ничего не мог разобрать впереди, но сдвинул рукоять машинного телеграфа на «средний ход». Он должен спасти свой буксир… Они все должны что-то сделать. Серёга Зеров с матросами должен погасить пожар на борту. Осип Саныч с нижней командой должен обеспечить работу машины. Там, на берегу, Хамзат должен усмирить вражеское орудие; здесь, на судне, Катя должна родить, и Стешка должна принять роды… А лоцман Федя должен отмолить их всех от гибели, потому что господь, как и сам капитан Нерехтин, тоже, наверное, ничего не видит в кромешном мраке этой преисподней…

Но ветер с Камы вдруг расшевелил густую пелену дыма, и слева, как летняя эстрада в парке, открылась райская картина: солнечный зелёный луг с белыми цилиндрами резервуаров и красные кирпичные домики Нобелевского городка. Однако из райской благодати могла ударить пушка.

— Не подведи, Хамзат! — пробормотал Иван Диодорыч.

Он не просил Мамедова о помощи — он требовал. Сам-то он справится, он же старый речник, а Хамзат обязан выполнить его приказ — приказ капитана.

И Хамзат Хадиевич выполнял.

Он держал под прицелом всю территорию между пушкой и дальним пулемётным гнездом, изредка посылая короткие очереди — когда ловил взглядом фуражку над бруствером или просто для острастки. Вражеский пулемётчик отвечал наугад и не жалел патронов: пули взрывали землю перед «гочкисом» Мамедова и секли акацию: в воздухе, как мелкие бабочки, порхали жёлтые лепестки. Солдаты копошились в своём окопе, но в атаку не лезли.

— Ты как мэнья выслэдил, Альоша? — спросил Хамзат Хадиевич.

Алёшка притащил винтовки и контролировал ров.

— Заметил, как ты на «Скобелева» прыгнул. Ну, и погнался за тобой. Ясное же дело,