Она бросила на него взгляд и ушла. Он остался один на один с Кьераном.

– Зачем ты здесь? – спросил Кьеран. – Зачем унижать себя, являясь к тому, кого ненавидишь?

– Я тебя не ненавижу. Все это было не из ненависти и не потому, что я хотел тебя задеть. Я на тебя злился, и это естественно. Ты разве не понимаешь, почему?

Кьеран не смотрел ему в глаза.

– Вот почему Эмма меня не любит, – сказал он. – И Джулиан.

– Иарлаф их обоих высек. Эмму он выпорол так, что простец бы не выжил.

– Я помню, – несчастным голосом сказал Кьеран. – И все же это кажется таким далеким… – Он сглотнул. – Я знал, что теряю тебя. Я боялся. И это было еще не все. Иарлаф намекнул, что в мире Сумеречных охотников ты не будешь в безопасности. Что они хотят заманить тебя назад только затем, чтобы казнить по надуманному обвинению. Я был глупцом, что поверил ему. Теперь-то я понимаю.

– Ох, – сказал Марк. Знание заполнило его. Понимание и отблеск облегчения. – Ты думал, что спасаешь мне жизнь.

Кьеран кивнул.

– Это, впрочем, ничего не меняет. Я поступил скверно.

– Тебе придется извиниться перед Эммой и Джулианом, – сказал Марк. – Но что до меня, Кьеран, то я тебя простил. Ты вернулся, хотя не был обязан это делать. Ты помог спасти Тавви…

– Когда я искал тут убежища, я был ослеплен гневом, – произнес Кьеран. – Я мог думать лишь о том, что ты мне солгал. Я думал, что ты пришел ко Двору спасти меня потому, что ты… – его голос дрогнул, – потому что ты любил меня. Невыносимо понимать, каким я был глупцом.

– Я и правда тебя люблю, – сказал Марк. – Но, Кьер, это не простая, спокойная любовь.

– Она не похожа на то, что ты чувствуешь к Кристине?

– Нет, – ответил Марк. – Не похожа на то, что я чувствую к Кристине.

Плечи Кьерана слегка расслабились.

– Я рад, что ты это признаешь, – сказал он. – Думаю, сейчас я не вынес бы лжи. Когда я в тебя влюбился, я знал, что полюбил нечто, способное на ложь. Я убеждал себя, что это не имеет значения. Но это имеет гораздо большее значение, чем я думал.

Марк подошел к нему. Он был почти уверен, что Кьеран отступит, но юноша-фэйри не шевельнулся. Марк приближался, пока между ними не осталось всего несколько сантиметров, пока глаза Кьерана не расширились, и тогда Марк встал на колени на холодный мраморный пол.

Этот жест он видел прежде – в Охоте и на пирах. Один фэйри преклоняет колено перед другим. Не подчинение, а извинение. Прости меня. Глаза Кьерана стали огромными.

– Это имеет значение, – сказал Марк. – Хотел бы я не уметь лгать, чтобы ты мне поверил: все эти дни я сдерживал привязанность к тебе не потому, что был зол на тебя или мне было противно. Я хотел тебя так же, как и в Охоте. Но я не мог быть с тобой, касаться тебя, запятнав все это тенью лжи. Я не чувствовал бы себя честным и искренним. Я не мог бы считать, что ты выбрал меня, потому что для подлинного выбора необходимо подлинное знание.

– Марк… – прошептал Кьеран.

– Я люблю тебя не как Кристину. Я люблю тебя как тебя, – произнес Марк и склонил голову. – Хотел бы я, чтобы ты мог видеть мое сердце. Чтобы ты понял.

Кьеран тоже опустился на колени.

– Ты бы мне рассказал? – спросил он. – После показаний?

– Да. Иначе я бы не вынес.

Кьеран прикрыл глаза. Марк видел под его темными ресницами черный и серебряный полумесяцы. Волосы Кьерана посветлели, стали цвета сплава стали с серебром.

– Я верю тебе, – он открыл глаза и посмотрел прямо на Марка. – А знаешь, почему?

Марк покачал головой. Он слышал, как за спиной у них плещется фонтан, напоминая о тысячах рек, над которыми они пролетали вместе, о тысячах ручьев, на берегу которых они спали.

– Из-за Кристины, – сказал Кьеран. – Она не согласилась бы на бесчестный план. Я понимаю, почему ты пытался помочь своей семье, сестре. Понимаю, почему ты был в отчаянии. И я уверен, что ты не обманывал бы меня дольше, чем необходимо. – Что-то в глубине его глаз вдруг показалось Марку очень древним. – Я дам показания.

Марк начал было подниматься.

– Кьеран, ты не…

Кьеран взял лицо Марка в ладони. Его прикосновение было нежным.

– Я делаю это не ради тебя, – сказал он. – А ради Эммы и остальных. Тогда мой долг будет уплачен. А мы с тобой… Наши долги уже уплачены. – Он подался вперед и коснулся губ Марка. Марку хотелось продлить поцелуй, чувствовать знакомое тепло. Рука Кьерана опустилась ниже, прижалась к его груди, коснулась эльфийской стрелы, висевшей на шее, ниже ключиц. – И тогда между нами все будет кончено.

– Нет, – прошептал Марк.

Но Кьеран уже встал, тепло его рук больше не грело кожу Марка. Глаза фэйри потемнели, тело напряглось. Марк тоже вскочил на ноги, собираясь потребовать объяснений, узнать, что Кьеран подразумевал под словом «кончено»… Но тут раздался какой-то ужасный шум.

Он доносился из-за стен Института, но его источник находился близко, слишком близко. В памяти Марка промелькнула картина: сидя на коне, он смотрит на молнию, сжигающую лес. Внизу промелькнул огонь, он слышал жуткий грохот падающих ветвей и стволов.

Кьеран со свистом втянул в себя воздух. Его глаза глядели куда-то в пространство.

– Они пришли, – произнес он. – Они близко.

Грохот вырвал Эмму из сна и из объятий Джулиана. Сперва ей показалось, что это похоже на звук лобового столкновения двух машин на шоссе – скрип тормозов и разлетающиеся осколки стекла. Она вскочила и бросилась к окну.

Во дворе их было пятеро. В утреннем свете кони и Всадники сияли бронзой. Кони казались металлическими – шкуры отливали бронзовым шелком, отполированные до блеска копыта сверкали. Восседавшие на них фэйри были такими же сияющими и прекрасными – в доспехах без видимых швов, они выглядели, словно облитые расплавленной бронзой. Маски скрывали их лица, длинные волосы отливали металлом. Почему-то тут, в сердце Лондона, они внушали куда больше ужаса, чем в тот раз, когда Эмма увидела их впервые.

Джулиан проснулся и, сидя на краю кровати, потянулся к оружейному ремню, висевшему на стене.

– Они пришли, – сказала она. – Это Всадники.

Все, кроме Кита и Бриджет, бросились в библиотеку, как и велел Магнус. Когда в комнату ворвалась Эмма с Кортаной в руках, Магнус, Кристина, Тай и Ливви уже были там.

Джулиан отставал от Эммы на несколько шагов. Они решили, что будет лучше не выдавать, что они были вместе.

Все столпились у окон; шторы были отброшены, ничто не загораживало вид на двор и фасад Института. Магнус приник к окну – рука вытянута, ладонь распласталась по стеклу, лицо угрюмо. Под глазами залегли черные тени, его измученный, усталый вид вызывал тревогу.