– Спасибо, пан Ковальский, моей ноге уже значительно лучше, – ответил боксер, отходя от стенда.

Между тем эта легкая травма была рукотворной. Она специально понадобилась боксеру в преддверии заключительного этапа той операции, ради которой он, собственно, и прибыл в Польшу – покушения на Брежнева. В скором времени ему должны были доставить специальную трость, которая путем нехитрых манипуляций могла превратиться в… снайперскую винтовку с накладным оптическим прицелом. Именно с помощью этого оружия Кравчик и должен был расправиться с советским генсеком.

– Я наблюдал сегодня за вами в зале и заметил – вам доставляет удовольствие быть в центре внимания, – продолжил свою речь Ковальский.

– Я еще недостаточно стар, чтобы устать от славы, – улыбнулся в ответ Кравчик.

– Но вы должны не забывать о старой истине: чем выше забираешься, тем больнее падать.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился боксер.

– Всего лишь то, что любая власть может легко приголубить, но так же легко и дать затрещину.

– Мне кажется, последней я не заслужил.

– Это вам так кажется. Вы все равно для нашей власти будете чужаком, к тому же с червоточиной – ведь ваш отец погиб в Катыни.

– Откуда вы знаете? – искренне удивился Кравчик, который официально никому про этот факт из своей семейной истории еще не говорил.

– Мы связались с вашим дядей и он нам все рассказал. А поскольку я представляю неофициальное общество «Катынь», то мы легко установили, кем был ваш отец – офицером Войска Польского Збышеком Кравчиком. Только вы должны знать, что вашего отца расстреляли не немцы, а русские.

– Я не лезу в политику, – стараясь, чтобы его голос звучал как можно тверже, ответил Кравчик.

– Незаметно, – усмехнулся Ковальский. – С того момента, как вы нокаутировали любимчика самого Пиночета, вы уже по уши влезли в политику. Поэтому я предлагаю вам сотрудничество – приходите к нам в общество, мы покажем вам много интересных документов о Катыни.

– Я ничего не имею против вашего общества, но мне не хочется портить свои отношения со здешними властями. Ведь вы, как я понял, полудиссидент?

– Я патриот Польши и хочу, чтобы вы им тоже стали. Зачем вам пачкать свое имя сотрудничеством с этой властью? Впрочем, разве только с ней? На вас уже наверняка обратили свой взор и советские товарищи – потомки тех, кто расстрелял вашего отца. Неужели вы и с ними станете сотрудничать?

Кравчик предпочел не отвечать на этот вопрос. Вместо этого он демонстративно отвернулся от Ковальского и, стуча своей тростью, направился к выходу из Дворца.

Спустя час боксер был уже на Раковицкой, дом 2, где располагалось МВД Польской Народной Республики. До этого он уже бывал несколько раз в этом здании, когда в прошлом году проходил процедуру получения новых документов. В кабинете № 205 работал капитан Богдан Лещинский, который помогал Кравчику в его одиссее с документами. На удачу он оказался на месте. И Кравчик почти слово в слово пересказал ему свою беседу с Ковальским, закончив свой рассказ словами:

– Я не для того вернулся на родину, чтобы давать повод властям думать обо мне плохо. Я не хочу иметь дела с диссидентами.

– Вы правильно сделали, что пришли к нам, пан Кравчик, – похвалил боксера Лещинский. – Но я занимаюсь паспортной системой, а вам обязательно надо рассказать свою историю моим коллегам из 3-го отдела. Он отвечает в нашем МВД за борьбу с антигосударственной политической деятельностью. Пойдемте со мной – я познакомлю вас с моим коллегой из этого отдела.

Этим коллегой оказался полковник Кшиштоф Пишчек, заместитель начальника 3-го отдела. Выслушав рассказ Кравчика, он тоже похвалил его за этот поступок, пожал руку и на прощание пообещал:

– Можете не волноваться – больше этот Ковальский вас не побеспокоит.

Выйдя из здания МВД и направляясь к своему «Фиату-125», который ему подарила Федерация бокса Польши, Кравчик с удовлетворением подумал: «Кажется, теперь любые подозрения насчет моей лояльности к польской власти будут сняты. Жалко, конечно, этого Ковальского, но лучше пожертвовать им, чем тем делом, ради которого я сюда прибыл».

9 июля 1974 года, вторник, Киев, квартира на проспекте Комарова и отделение милиции на улице Артема

Разбуженный громкой трелью телефонного звонка, Влас Оленюк открыл глаза и взглянул на часы – было начало одиннадцатого утра. Осторожно сняв с себя руку Нонны, сыщик встал с кровати и, шлепая по полу босыми ногами, отправился в коридор. Там он взял в руки телефонный аппарат и ушел с ним на кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Он уже догадался, кто именно ему звонит – его шеф Петр Маринин. И чутье его не подвело – едва он поднял трубку, как услышал в ней прокуренный голос начальника «убойного» отдела:

– Ты опять у своей продавщицы пропадаешь?

– А вы хотите, чтобы я пропадал у уролога? – нашелся что ответить Оленюк. – Я, Петр Мартынович, целоваться хочу!

– Надеюсь, за ночь ты уже нацеловался. Поэтому бери ноги в руки и дуй в отделение милиции на улице Артема. Там задержали человека, который клал деньги на сберкнижку и среди этих купюр обнаружились три пятидесятирублевки, которые проходят по делу об убийстве Клима Пустовила.

– Дальше можете не продолжать, – вскочил со стула Оленюк и первым положил трубку на аппарат.

Стараясь не разбудить Нонну, он осторожно собрал свою одежду и вышел с ней в другую комнату. Где быстро оделся и покинул квартиру своей любовницы, которая, утомленная ночными утехами, спала теперь, как убитая.

От дома на проспекте Комарова до отделения милиции на улице Артема было полчаса езды: надо было всего лишь миновать улицы Борщаговского и Косиора, свернуть направо и вот она – нужная улица. Причем Оленюк пришел вовремя – допрос был в самом начале. Вел его молодой инспектор Константин Шило, а в роли задержанного выступал вполне себе добропорядочный гражданин в белых брюках и такого же цвета рубашке с закатанными по локти рукавами. Звали его Глеб Зинонович Мовсюк, ведущий специалист из Института имени Патона.

Как понял Оленюк, Мовсюк сегодня утром пришел в сберкассу, чтобы положить на сберкнижку пятьсот рублей, среди которых внимательная кассирша и обнаружила три купюры, которые с осени прошлого года находились в реестре разыскиваемых. Они числились в списки денег, которые покойный Клим Пустовил получил в Федерации футбола Украины. Несмотря на то, что эти деньги предназначались для незаконной операции, получены они были ранее из Госбанка Украины, поэтому номера купюр удалось быстро восстановить. И объявить их во всесоюзный розыск. Похищенная сумма равнялась 30 тысячам, распределены они были по тридцати пачкам, причем в двадцати восьми было по десять купюр номиналом в 100 рублей (280 «сотенок»), а в двух других пачках было по двадцать 50-рублевых купюр (40 «полторашек»). С тех пор минуло девять месяцев и только теперь три купюры из двух последних пачек и «всплыли» на поверхность. А вот каким образом – это и предстояло выяснить Оленюку и Шило.