Наталья коротко выдохнула сквозь сжатые зубы. Наклонившись, подхватила ближайший кирпич и двинулась вперед. О том, что будет делать, если мужик повернется, она не думала. Не повернулся.

За шаг до цели размахнувшись и бросившись вперед, Наталья хрястнула кирпичом по коротко стриженному затылку. Влажно чмокнуло, в лицо брызнуло горячим и липким. От удара кирпич развалился надвое, одна половинка осталась в руке, другая упала на землю, больно припечатав ногу. Мужик коротко и жалобно кхекнул и рухнул в траву. Конвульсивно задергались ноги в темно-синих кроссовках.

Глядя на эту груду мяса и массируя ушибленную ногу, Наталья думала о том, что делать дальше. Бросить тело здесь? Он ее не видел, прохожих нет, так что вряд ли ее найдут.

Она поднялась и похромала к деревцу. Покалеченная веточка будто сама протянулась навстречу, прося помощи. Наталья бережно коснулась обломанного кончика, на ясеневый лист закапали слезы. Она шмыгнула носом и украдкой огляделась. Бабки не было. Кажется, теперь она боялась Натальи больше, чем та ее.

Достав из пакета секатор, Наталья присела перед деревцем на корточки.

– Миленький, потерпи… – Она аккуратно срезала обломок, осторожно подровняла расщепленные измочаленные концы, бережно замотала культю бумажным скотчем. Ясень благодарно принимал заботу, едва заметно дрожал. Натальино сердце разрывалось от любви и жалости.

Сзади вдруг послышалось сопение. Ярость вспыхнула в Наталье мгновенно – будто в лужу бензина зажженную спичку кинули. Едва не зарычав, она резко оглянулась. Обидчик ее сына успел прийти в себя – стоял на четвереньках, покачиваясь и что-то неразборчиво бормоча. Не замечая Натальи, он мотал разбитой головой и даже пытался ползти.

«И что, – подумала она, поднимаясь, – сейчас он окончательно очухается и просто вот так уйдет? Сможет и дальше приходить сюда и ломать пальцы… ветки?! Ну уж нет!»

Решение созрело за долю секунды. Наталья подхватила обломок кирпича и, решительно шагнув к мужику, замахнулась. Бить по оставшейся от прошлого удара кровавой вмятине ей показалась неприятным, а потому она ударила по другой стороне черепа. Эффект получился тот же – мужик снова рухнул ничком в траву. С огромным трудом, едва не надорвавшись, она оттащила грузное тело к ближайшему фонарю и с горем пополам усадила его, спиной оперев о фонарный столб.

– Сыночку пальчики… – несвязно бормотала Наталья, остатками скотча и изолентой приматывая жертву к фонарю. – Своими у меня за это ответишь…

Она обмотала мужику лицо, залепив рот и глаза. Через нос подышит, не умрет. Короткие толстые руки завела за фонарь и накрепко примотала одно запястье к другому.

Теперь – самое главное.

Прекрасно понимая, что собирается сделать, она поднесла секатор вплотную к большому пальцу с неровно обстриженным квадратным ногтем и обхватила основание широкими, с ржавой окаемкой лезвиями. И сжала. Щелк! Мужик дернулся так, словно его ударило током, замычал с такой животной тоской, что у Натальи судорогой свело живот. Он бился до того сильно, что на мгновение ей показалось – вырвется. Но разве одолеешь столько слоев скотча с изолентой?

– Не трепыхайся, – сухо велела она незнакомцу, захватывая лезвиями указательный палец. – Чего ж ты трепещешь, как карась на крючке?

Щелк!

Щелк! Щелк! Щелк! Наталья не всегда попадала с первого раза. Скользкий от крови секатор соскальзывал, и иногда лезвия щелкали вхолостую. Мужика колотило, будто он сидел на электрическом стуле. От его надрывного мычания у Натальи заложило уши.

Поняв, что все, пальцев больше не осталось, она отступила на пару шагов и замерла, словно художник, любующийся выстраданной картиной. Правда, красивого тут было мало – перепачканный темной кровью фонарь да усыпанная обрубками пальцев грязная измятая трава. А безжизненно обвисшая туша незнакомца вызывала лишь смешанное с презрением отвращение. И все же Наталья была довольна.

– Отлично. – Она одобрительно покивала самой себе. – Ты ими все равно не по делу пользовался.

Окровавленный секатор отправился в пакет, туда же полетело оставшееся от скотча картонное кольцо. Наталья внимательно осмотрела землю под ногами, траву вокруг – вроде ничего не забыла. Подошла к ясеню, снова присела на корточки, обхватила стволик сгибом локтя, склонила голову, коснувшись покалеченной ветки. Прошептала тихо – лишь для них двоих:

– Он больше не обидит тебя, сыночек, спи спокойно, радость моя…

Уходила она с легким сердцем. Где-то позади нее сквозь рассветную зыбкость бежала прочь перепуганная насмерть бабка Рева. Ощущение правильности содеянного давало Наталье силу, заставляло держать спину необычайно прямо. Если бы кто встретился ей на пути, Наталья бы с гордостью сказала ему – да, это моя работа.

Напряжение от происшедшего навалилось на нее, когда она уже была в подъезде. До двери оставалось буквально пять шагов. Но эти пять шагов показались ей самыми долгими в ее жизни. Приятная, будто хмельная расслабленность и легкая эйфория от собственного безрассудства вдруг испарились так резко, что ноги подкосились, будто серпом подсеченные. Охнув, Наталья мешком свалилась на холодный пол, больно ударилась локтем, ушибла колено, едва успев подставить под голову руки. И ее начало трясти мелкой противной дрожью. С каждой секундой осознание того, что она натворила, наваливалось все сильнее. В голове сполохами майских зарниц мелькали яростные беспощадные мысли. Она искалечила человека! Или даже убила! Ее поймают! Ее посадят! Андрей об этом узнает! Все об этом узнают! Она что – сошла с ума?!

Внизу кто-то скребся – это вернувшаяся бабка ползла по ступеням, стуча по ним давно не стриженными ногтями.

Наталья с трудом приподнялась на руках, огляделась сквозь застилающую глаза муть. Обшарпанные подъездные стены угрожающе сдвинулись вокруг нее. Она отчетливо разглядела под верхним голубым слоем нижний – желтый. Вот такие стены будут в том заведении, куда ее упекут.

Ясное дело, наказание неминуемо, но это не значит, что соседям нужно видеть ее валяющейся на полу, такой жалкой, беспомощной. И Наталья медленно поползла вперед.

Дверь ей удалось открыть не с первого раза. Ввалившись в квартиру, она упала на пол.

Очнулась от ощущения тепла на лице – по полу туда-сюда сновали солнечные зайчики. Наталья приподнялась и села – время давно перевалило за полдень. Осмотрела себя – руки, ноги, одежда, все было заляпано засохшей кровью. Рядом лежал скомканный пакет – надо же, не потеряла по дороге, дотащила. Она устало опустила руки на колени и долго смотрела на них. Грязные от чужой крови, скрючившиеся, они вызывали в ней отторжение. Будто и не ее вовсе. Этими руками она покалечила, а возможно и убила человека. Из-за простой галлюцинации, из-за дерева. Внутри медленно затягивалось серой пеленой отчаяния все, что в ней было человеческого, цветущего, щебечущего. Ничего не оставалось, лишь бесконечные серые пустоши. Наталья сама не заметила,