легитимной только как «носитель народной воли»: «Ибо и диктатура возможна, только если она является носителем народной воли или имеет наилучшие перспективы в короткие сроки и в обозримом будущем быть признанной в качестве такого носителя народной воли. Но я не знаю во всей мировой истории такой диктатуры, которая смогла в конечном счете воплотиться в новую и признанную форму государственного правления, которая не выросла бы из народного движения»[1694]. Диктатура в форме только лишь господства тирании не сулила бы, на взгляд Гитлера, никаких перспектив стабильности.

После захвата власти Гитлер часто протестовал против обвинения в том, что он диктатор. В данном случае речь идет все же, видимо, о самооправдании, поскольку с понятием диктатуры обычно связываются негативные ассоциации. Но в то же время следует учитывать, что Гитлер вряд ли считал себя диктатором в общепринятом смысле слова, несмотря на то что самое позднее в августе 1934 г. он соединил в своих руках такие широкие полномочия, какими может обладать только диктатор.

Гитлер неоднократно отвергал выдвигавшееся в зарубежных странах обвинения в том, что он является диктатором, и ссылался при этом на высокое доверие немецкого народа по отношению к его правлению — якобы выраженное в ходе общенародного референдума[1695]. Как указывает Видеман, Гитлер оценивал настроения народа действительно «в преобладающей степени по результатам выборов. Он не отдавал себе отчета или не желал уяснить себе, что результаты голосования отражали не столько реальное мнение народа, сколько ловкие действия его гауляйтеров, которые отвечали за это голосование и, следовательно, за количество голосов, поданных „за“»[1696]. Дневники Йозефа Геббельса также показывают, что нацистское руководство вполне серьезно относилось к результатам «общенародного референдума» как к «барометру настроений». Результаты голосования, состоявшегося 19 августа 1934 г., которое Гитлер распорядился провести после смерти Гинденбурга и объединения в своих руках постов рейхсканцлера и рейхспрезидента, Геббельс прокомментировал с разочарованием. Несмотря на то, что во время голосования при явке в 95,7 % было отдано 89,9 % голосов «за», его результат, очевидно, не оправдал возлагавшихся на него амбициозных надежд нацистского руководства. По крайней мере, результат в Берлине был истолкован Геббельсом как провал: «Выборы окончены. <…> Зарубежная пресса [оценивает] и так и эдак. Серьезные [издания] хорошо. Но все же наша неудача остается главной темой. Результат в Берлине очень плохой. Частично это даже наша собственная вина. В середине дня встреча с фюрером. Много присутствующих. Обсуждались причины неудачи. Каждый ищет их там, где они не касаются его. <…> Побольше выступать и ходить к народу. Больше твердости в борьбе с врагами государства»[1697].

Совершенно иначе Геббельс прокомментировал результаты голосования с результатом 98,8 %, которое Гитлер провел 29 марта 1936 г. после вторжения в Рейнскую демилитаризованную зону: «В полдень [у] фюрера. Мы все сгораем от напряжения. <…> Первые результаты. Трудно поверить. Снова и снова. Я направляюсь в министерство. Тенденция сохраняется. Я пока задерживаю публикацию. Триумф за триумфом. И вот уже как град сыплются вести об одержанной победе. Непрерывно. <…> Народ встал. Фюрер сплотил нацию. На такое мы не надеялись в наших самых смелых мечтах. Мы все словно оглушены. Фюрер совершенно спокоен и молчалив. Он просто кладет мне руки на плечи. У него совсем мокрые глаза. Он безмерно счастлив»[1698].

Отчеты о настроениях от службы безопасности СД и других органов свидетельствуют о том, что результаты общенародного референдума действительно отражали настроения среди населения. Конечно, было бы упрощением оценивать их преимущественно как результат фальсификации выборов и манипуляций.

По мнению Гитлера, диктатура и демократия были лишь кажущимся противоречием, поскольку диктатура или авторитарное государство лучше всего были якобы способны реализовать «истинное народовластие». Таким образом Гитлер, с одной стороны, отвергал парламентскую демократию, однако одновременно он претендовал для себя на то, чтобы не просто только упразднить демократию, а сохранить ее в более высокой форме. Этот важный для политического самопонимания Гитлера элемент, который уже сыграл определенную роль в его речах и беседах на стадии борьбы, будет представлен в следующем виде: «А что такое народовластие в высшем смысле этого слова?» — спросил он в речи 9 июня 1927 г. «Народовластие», говорится в определении Гитлера, «это система, которая всем в совокупности приносит наибольшую пользу. Я не буду выдвигать некий принцип [имеется в виду «принцип большинства». — Р. Ц.], который противоречит логике. Народовластие, народоправство — это правление, при котором народ не претерпит никакого вреда. Состояние, которое вечно приносит счастье другим. Народовластие основано на системе, которая позволяет, чтобы народ возглавляли и управляли им его наиболее способные умы. Народовластие — это власть ответственности. Народовластие — это служение народу. Вы все это поймете, народу ведь, конечно, служит не режим, состоящий из аристократии, а человек из народа, одаренный ум, который становится во главу»[1699]. В то время как сегодня в действительности правит не народ, а капитал, национал-социализм стремится к подлинному народовластию. Народовластие, заявил Гитлер 18 сентября 1928 г., осуществляется не по принципу большинства, не с помощью «системы, которая на самом деле означает власть глупости». «Нет, народовластие означает приведение лучших умов из народа к власти»[1700].

6 марта 1929 г. Гитлер заявил, что демократии ни в коем случае нельзя противопоставлять аристократию по праву рождения, «а только аристократию по праву разума, гениальности и решимости! Если сегодня какой-нибудь коммунист выйдет ко мне лицом к лицу и скажет: вы против демократии, против власти народа — нет, я не против власти народа, я только против власти отборных экземпляров глупости народа; вот и все; ибо я протестую против того, что представительство нации должно выказываться только в глупости, и я твердо придерживаюсь мнения, что единственное истинное представительство нации заключается в гениальности, в ее смелости, в превосходстве разума. Ставьте лучших из народа во главу и подчините их правлению народ! До тех пор пока люди склоняются перед чернью, правит не народ, а подонки, правит не то, что из-за своей весомой ценности опускается вниз, а то, что из-за своей малоценности плавает поверху и нахально пускает пузыри. Это единственное возражение против демократии, имеющее обоснование»[1701].

В нескольких беседах, которые Вагенер вел в 1930 или в начале 1931 г. с Гитлером, тот изложил свой тезис о противоречивой тождественности демократии и принципа фюрерства. «Слово „демократия“, — сказал Гитлер в беседе с Грегором Штрассером и Вагенером летом 1930 г., — парламентарии узурпировали для себя и высказывают претензию на то, чтобы отождествлять парламентаризм и демократию. Но я не вижу в чистом парламентаризме ни правильной формы, ни в парламентариях подходящих людей для того, чтобы действительно представлять народ и править им. Истинное