смогут остановить его. Нам, национал-социалистам, нельзя проходить мимо выводов из этих истин, закрыв на них глаза. И в этих вопросах тоже нам нельзя попадаться на удочку фраз наших так называемых национальных буржуазных партий». Однако, продолжает Гитлер, на национал-социалистов могло бы все же накладываться обязательство «решительно выступать против такого развития событий в современном государстве», но это не по принципиальным, а по тактическим соображениям. Потому что посредством централизации укрепляется власть той системы правления внутри страны, на устранение которой мы выступили. Национал-социалисты, по мнению Гитлера, должны были бы попытаться использовать оппозицию отдельных государств для борьбы с системой. При этом он четко отмежевался от баварских партикуляристов. Интерес Гитлера заключался не в независимости Баварии как самоцели, а в революционном использовании противоречий между Баварией и империей: «В то время, когда Баварская народная партия стремится сохранить „особые права“ для баварского государства из-за мелочных партикуляристских аспектов, мы должны использовать это особое положение, поставив его на службу высшего национального интереса, направленного против сегодняшней ноябрьской демократии». Здесь также становится зримым, как Гитлер ориентировался на тактику марксистов, которым он же всего несколькими страницами ранее бросил упрек в том, что они функционализировали антипрусские настроения, умело выдавая себя, подобно лидеру Баварской советской республики Курту Эйснеру, за защитников баварских интересов, которые были им, в сущности, совершенно безразличны[1707].

Свою тактику, практически уже опробованную осенью 1923 г. в Баварии, тактику использования проблемы автономии земель в качестве рычага для революционного обострения противоречий существующей системы, Гитлер раскрыл также в нескольких статьях в журнале «Иллюстрированный наблюдатель». 10 ноября 1928 г. он писал, что дело не в том, чтобы «создать к Баварии особый подход», а в том, чтобы превратить отдельные федеральные земли в «очаги национальных влечений к свободе и стремления к возвышению»[1708].

Поскольку Гитлер сам знал, что борьба за автономию Баварии может быть использована в качестве рычага борьбы с государством, ему после захвата власти пришлось как можно быстрее перейти к уничтожению автономии земель, и при этом в первую очередь Баварии. Он с полным основанием опасался того, что его противники теперь могли бы попытаться использовать этот рычаг. И действительно, в 1933 г. противники Гитлера пытались связать борьбу за автономию Баварии с борьбой против новых властителей[1709]. Как известно, Гитлер ликвидировал автономию земель в ходе некоего революционного процесса. Однако этот процесс ликвидации территориальной автономии ни в коем случае нельзя рассматривать исключительно как результат необходимости силовой политики. Как мы видели, Гитлер уже в «Майн кампф» исходил из исторической тенденции к централизации, а себя он считал ее исполнителем.

Выступая с речью на имперском съезде НСДАП в 1933 г., Гитлер установил некую неразрывную связь между исторической ликвидацией раздробленности на малые государства в Германии и ликвидацией автономии земель в ходе нацистской революции: «Какой была бы Германия, если бы поколения до нас уже не положили конец вопиющей нелепости немецкой раздробленности, которая ни в одном месте не принесла немецкому народу пользу, а повсюду была выгодной только его врагам? <…> По этой причине национал-социалистское движение является не консерватором земель прошлого, а их ликвидатором на благо империи будущего. Поскольку само движение как партия не является ни северогерманским, ни южногерманским, ни баварским, ни прусским, а только немецким, в нем как беспочвенное рассеивается какое бы то ни было соперничество всех немецких земель и родов»[1710]. 20 февраля 1938 г. Гитлер заявил: «Национал-социалистская революция осталась бы половинчатой, если бы она не поставила интересы нации в целом выше интересов прежних земель и прежде всего их так называемых собственных суверенных корней. <…> Будущее Германской империи было обеспечено только с того момента, как рейх стал суверенным и исключительным представителем немецкой нации. Железный принцип, согласно которому одному народу по праву принадлежит один рейх, позволил вызволить Германию из паралича многочисленных привязок отдельных государств и впоследствии привести к развитию мощи, которая сегодня приносит существенно больше пользы немецким соотечественникам [фольксгеноссен] в отдельных землях, чем это было бы когда-либо возможно ранее. Во всех областях нашего национального бытия только сейчас удалось ставить те поистине грандиозные задачи, а прежде всего — обеспечить те материальные ресурсы, которые как предпосылка необходимы для осуществления великих созидательных планов. <…> Великолепные транспортные магистрали, гигантские промышленные сооружения, уникальные планировки городов и архитектурные сооружения, гигантские мосты сегодня находятся в стадии проектирования, перед скорым началом своего сооружения или частично уже завершены!»[1711]

Дарендорф назвал, в том числе, именно «ограничение и, в конечном итоге, ликвидацию прав земель» атакой на «одну из характерных традиций — и рассогласованностей — немецкой социальной структуры» и расценил ее как составную часть социальной революции, толчок к которой дал национал-социализм[1712]. Действительно, преодоление тесных региональных привязок и традиций является существенной чертой процесса модернизации. Но и это осуществлялось, как свидетельствуют, например, только что процитированные высказывания Гитлера, отнюдь не так подспудно, как предполагают сторонники тезиса о противоречии между намерением и последствием нацистской революции. Когда Гитлер заявил, что нацистская революция вызволила «Германию из паралича многочисленных привязок отдельных государств» и тем самым создала условия для «осуществления великих созидательных планов», например строительства «гигантских промышленных сооружений» и «великолепных транспортных магистралей», то это показывает, что уничтожение земель было для него отнюдь не просто неизбежным злом в процессе завоевания политической власти. Гитлер считал себя исполнителем процесса модернизации, в ходе которого через устранение региональных привязок и раздробленности высвобождались силы для развития современного индустриального общества.

С другой стороны, Гитлер уже в «Майн кампф» и в своих ранних статьях предостерегал от пагубных последствий необдуманной чрезмерной централизации рейха. В его застольных беседах проявилось, что Гитлер хотя и приветствовал историческую тенденцию к централизации как таковую, все же видел угрозу бюрократизации, вызванной чрезмерной централизацией. Учитывая тот факт, что юристы центральных ведомств Берлина часто желали зарегламентировать даже самые незначительные мелочи, такие как тип уличного освещения, Гитлер сказал 1/2 ноября 1941 г., что не приходится удивляться, «если страна преисполняется ненавистью к Берлину! Министерства должны руководить, но не обременять себя исполнением. Ведомственный аппарат превратился в чисто машинный механизм. Мы избавимся от этого, если решимся на самую широкую децентрализацию. Уже само расширение границ рейха вынуждает нас к этому. Не следует думать, что какое-то предписание, уместное в Старой империи или ее частях, будет иметь такое же значение для Киркенеса и Крыма. Не получится ничего из желания управлять этой огромной империей из Берлина старым привычным для нас способом». В том же разговоре Гитлер заявил: «Как высшее начальство в старом полицейском государстве, так и сегодня наши административные власти все еще видят