Бесконечный спор всегда вертелся вокруг двух вопросов:

1. Где должны проходить границы Польши? Ответ на этот вопрос определял, сколько жизненного пространства получат польский и немецкий народы.

2. Кто будет руководить Польшей? Ответ на этот вопрос, скорее всего, определял, будет ли Польша независимым государством или зависимой частью советской зоны контроля.

В самой первой беседе по этому вопросу Рузвельт попытался уговорить Сталина немного смягчить позицию в отношении западных границ. Он скорее убеждал, нежели спорил. Он вспомнил, как в Тегеране говорил, что, по его мнению, американский народ одобряет линию Керзона в качестве восточной границы Польши, но, если советское правительство согласится оставить Польше Львов и нефтяные месторождения в этой области, это будет выглядеть очень благородно.

Так зафиксировано в записках Болена. Из записок Мэттьюза об этой встрече создается несколько иное впечатление о замечаниях Рузвельта: «В Соединенных Штатах живут шесть или семь миллионов поляков. Как я говорил в Тегеране, я в основном одобряю линию Керзона… Поляки хотели бы получить Восточную Пруссию и часть Германии. Мое положение на родине укрепилось бы, если бы Советский Союз смог что-нибудь уступить Польше. В Тегеране я поднял вопрос о том, чтобы отдать им Львов. Сейчас последовало предложение отдать им нефтяные месторождения к юго-западу от Львова. Я не делаю определенного заявления, но надеюсь, что маршал Сталин сможет сделать шаг в этом направлении».

Тогда же Черчилль сказал, что, несмотря на критику, британское правительство будет поддерживать линию Керзона, понимая, что после мучений, которые перенесла Россия, защищая себя и освобождая Польшу, ее требование основано не на силе, а на праве. Однако, если Россия великодушно пойдет на уступку, предложенную Рузвельтом, это будет в высшей степени похвально.

Сталин ответил, что советское правительство так же, как британское и американское, полно решимости сделать все, чтобы Польша стала сильным и независимым государством. Она была пограничным государством, захватывая территорию которого Германия за тридцать последних лет дважды нападала на Россию. Это происходило из-за слабости Польши. Он хочет, чтобы в будущем она была сильной и достаточно мощной, чтобы защитить себя собственными силами. Но, продолжил он, предложение президента он принять не может. Советский Союз имеет право на Львов и Львовскую область, находящиеся восточнее линии Керзона. Русские, с пафосом говорил он, в 1919 году не участвовали в определении пограничной линии между Советским Союзом и Польшей. Ее определили лорд Керзон и Клемансо. Русских не пригласили, и линия была установлена против их воли. Ленин противился отдавать полякам Белостокское воеводство на севере, но по линии Керзона оно отошло к ним, и он (Сталин) уже отступил от позиции Ленина. Как он вернется в Москву и посмотрит в глаза людям, которые скажут, что Сталин и Молотов хуже защищают их интересы, чем Керзон и Клемансо? Поэтому он не может согласиться на предложенную модификацию линии. Чтобы удовлетворить Польшу, он скорее продолжит войну, какой бы крови это ни стоило русским, и тотчас же предложил перенести западную границу Польши западнее обеих Нейсе. Американское посольство не ошиблось в предсказании. Уточним, что предложения Миколайчика о западных границах Польши, внесенные в меморандум Государственного департамента и резюмированные в обращении к Ялтинской конференции, переданном 6 февраля, гласили: «…на востоке новая граница должна включать в себя Восточную Пруссию, Данциг, регион Оппельна, регион Грюнберга на левом берегу Одера, а на севере весь правый берег Одера, включая Штеттин».

Это заявление Молотов повторил на следующем заседании конференции, 7 февраля. Черчилль выступил против дальнейшего расширения западной границы. Польше не следует давать больше земли на западе, чем она может проглотить. «Было бы жаль, – сказал он, – так закармливать польского гуся немецкой едой, чтобы у него случилось несварение».

Многие британцы были шокированы планом вынужденного перемещения множества немцев с переданных территорий. Несмотря на то что расширенные границы Польши включали только Восточную Пруссию и Силезию до Одера, перемещению подлежали бы около шести миллионов немцев. С этим количеством, полагал Черчилль, можно справиться, оставив в стороне моральные соображения.

Как вкратце утверждалось в более позднем отчете Черчилля, «если Польша получит Восточную Пруссию и Силезию до Одера, уже одно это будет означать возвращение шести миллионов немцев в Германию. Это можно было бы осуществить, оставив в стороне моральную сторону вопроса, которую мне придется уладить с моим народом».

Но если линию отнести еще дальше к западу, проблема будет гораздо тяжелее, а оппозиция гораздо сильнее.

Рузвельт не вмешивался в это столкновение мнений. Но после заседания он внес свое предложение в ответ на предложение Молотова. В нем говорилось, что американское правительство не будет возражать, если восточная граница Польши будет установлена по линии Керзона с небольшими изменениями в пользу Польши. предложенными Молотовым. Но, «соглашаясь, что Польша должна получить в виде компенсации от Германии часть Восточной Пруссии к югу от кенигсбергской линии и Верхнюю Силезию до линии Одера, считает неоправданным расширение западной границы Польши до Западной Нейсе».

Вопрос оставался нерешенным, пока три главы государств и их министры иностранных дел вели напряженный спор о создании нового правительства, которое они все смогут признать. Он по-прежнему оставался нерешенным, а перед участниками переговоров возникла дилемма: что нужно, если вообще что-то нужно, записать о границах в декларации по Польше, которая должна была стать частью опубликованного отчета о конференции.

Черчилль считал, что что-то сказать надо, иначе весь мир будет гадать, что за таинственные решения приняла конференция. Он заметил, что тройка договорилась о восточной границе Польши, и признал, что Польша должна получить компенсацию на западе до линии Одера, если этого захотят поляки. Однако, продолжил он, им получено послание от военного министерства, решительно осуждающее любое упоминание о расширении границ Польши на западе. предложенное Сталиным.

Реакция Рузвельта была трудна для понимания его соратниками, как и сейчас непонятна для тех, кто изучает открытые отчеты.

Три группы неофициальных записок позже напечатаны. Одни из них, наиболее систематичные и наиболее загадочные, написаны Боленом, который был переводчиком у американцев, а другие Мэттьюзом и Хиссом, членами американской делегации. Они сжаты и уклончивы; из них ясно только то, что Рузвельт сомневался, сообщать ли что-нибудь по этому вопросу в опубликованном отчете о конференции.

Его колебания видны из следующего заявления: «Я не считаю, что мы должны отражать этот вопрос в коммюнике. Сейчас я не имею никакого права заключать какое-либо соглашение о границах. Это позже должен сделать сенат».

Но Сталин с Черчиллем настаивали. Сталин убеждал, что следует хотя бы намекнуть о соглашении по восточной границе, а Черчилль предложил заявить, что все три державы признают право Польши на значительное увеличение территории и на севере и на западе, но окончательное решение должно быть отложено до обсуждения с поляками.