— Саския! — он бросился за ней и поймал ее за руку. — Где она, черт возьми?

— На проклятом кладбище. — Саския кивнула в сторону расположенной напротив церкви. — Я не смогла уговорить ее выйти. Она продолжает плакать. И выглядит довольно отвратительно.

— Боже! — Манго выглядел испуганным.

— Ее одежда просто ужасна. Я немного боюсь, что наш план не сработает.

— Он должен сработать. — Манго потер руки. — Это будет великолепное зрелище.

— Есть еще кое-что. — Саския покосилась на окна галереи, в которой толпа людей, снующих между своими глиняными собратьями, начала редеть. Приглашенные отправлялись по домам. — Ты видел скульптуры, Манго?

Он повернулся и посмотрел на них. Его голубые глаза расширились от ужаса.

— Ты сказала, что Флисс лепит людей, Саския!

— Это и есть люди. Очень толстые люди.

— А Фоби очень стройная малышка. — Манго озабоченно прижал к губам большой палец. — Теперь я понимаю. Боже… Не важно, мы все равно должны попытаться. Проследи, чтобы она была там еще не меньше десяти минут. Дилан уже успел пустить слух, так что Флисс и компания практически в курсе. Если с Феликсом возникнут сложности, я скажу ему, что Фоби собирается уехать к своим родителям. Где они живут?

— В Гонконге, — удивленно ответила Саския.

— Значит, в Гонконг. Прекрасно. Увидимся через десять минут.

Саския вновь направилась к кладбищу.

— Привет.

— О боже, ты уже вернулась? Довольно быстрый осмотр, разве не так?

— Без тебя это совсем не то.

— Конечно, — фыркнула Фоби. — Только не говори мне, что тебе не хватало моих забавных, остроумных, блестящих комментариев. Ведь сейчас я способна обсуждать очень многие темы, например Феликс и я, я и Феликс…

— Пожалуйста, пойдем вместе.

Фоби упрямо засопела:

— Отдай мне собаку и уходи.

— Ты ведешь себя неразумно.

— Я знаю. Но мне нравится думать, что мое неразумное поведение оправдано, разве нет?

Саския подошла к ней.

— Фредди, ты когда-нибудь читала «Зимнюю сказку» Шекспира?

— Кажется, один раз. Очень д-давно. — Она заморгала, слегка удивленная вопросом.

— Ты помнишь, что в самом конце случилось с Гермионой?

— Послушай, Саския, — вне себя от раздражения набросилась на нее Фоби. — У меня сейчас не то настроение, чтобы обсуждать английскую литературу, ясно? А теперь ты не могла бы отдать мою собаку и вернуться на выставку, куда тебе так не терпится пойти?

— В конце, — горячо настаивала Саския, — Гермиона притворилась статуей, чтобы…

— Я знаю, что случилось в конце проклятой истории! — взвыла Фоби. — Она притворилась статуей, а ее раскаявшийся муж — которого я всегда считала ничего не стоящим болваном — по-настоящему поверил в это, что только доказывает, как он на самом деле туп.

Саския рассмеялась сквозь слезы.

— А потом она ожила у него перед глазами и…

— И вообще, — продолжала бушевать Фоби, войдя во вкус, — я всегда считала такой конец нелепым, если хочешь знать мое мнение.

— Мне кажется, это очень добрая история. — В глазах Саскии стояли слезы. — Статуя любимого человека, который считался навсегда потерянным, оживает.

— Боже, ты серьезно предлагаешь мне сделать что-то подобное, да? — Заплаканные глаза Фоби расширились. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я пошла туда и встала среди толстых старух и кормящих голубей стариков в плоских кепках, вылепленных Флисс, а потом замерла в красивой позе, надеясь, что войдет Феликс, заметит меня и скажет: «А эта похожа на Фоби. Думаю, мне стоит отбить ее лживую глиняную голову».

— Нечто похожее. — Саския откашлялась. — Только никаких отбитых голов.

— Саския, я не собираюсь явиться на первую выставку Флисс, которой она так ждала и ради которой она не спала столько ночей, и унизить ее, разыгрывая сумасшедшую, чтобы выполнить твой нелепый романтический каприз. — Фоби заикалась от ярости. — Я уже устроила одно зрелище на прошлой неделе, и это разбило мне сердце. У меня нет ни малейшего желания снова выставлять себя на всеобщее обозрение и потерять почти всех своих друзей.

— Если ты этого не сделаешь, то я убью…

— Даже не смей говорить мне, что ты собираешься убить себя, черт возьми! — завопила Фоби. — Я не верю тебе, Саския Ситон.

— Я собиралась сказать, что я убью твою собаку, — холодно пробормотала Саския, чуть крепче прижимая к себе Яппи.

Фоби застыла.

— Ладно, отдай мне собаку, а потом можешь покончить с собой, — неуклюже пошутила она.

— Послушай, Фредди, — нетерпеливо начала Саския и заговорила так быстро, что ее с трудом можно было понять. — Предполагалось, что это будет сюрпризом, который подготовил Манго. Но мне придется все рассказать тебе, потому что у нас больше нет времени. Где-то через пять минут в галерею войдет Феликс, и…

— Феликс! — Фоби вцепилась в мраморного ангела. — Он недалеко отсюда?

— Очень близко, и он сходит с ума, потому что хочет помчаться в Айлингтон и постучаться в твою дверь.

Она закрыла глаза и застонала.

— Боже, должно быть, он ненавидит меня больше всего на свете. Нет, он ненавидит меня еще сильнее.

— Он очень сильно любит тебя! — с раздражением воскликнула Саския. — У нас нет времени, чтобы все обсуждать подробно, но он знает, что ты никогда в жизни не сделала бы это, если бы я не угрожала покончить с собой. В ту ночь на лестнице чердака был Манго, и он слышал каждое слово, — Саския теряла терпение, глядя на часы. — Он целую неделю пытался найти Феликса. Теперь это уже не имеет значения. Через одну минуту Феликс войдет в галерею, Флисс знает об этом. Все знают.

— Флисс все знает?

— Да! Ты не должна была ничего знать, но теперь тебе все известно, так что, ради бога, помолчи, пригладь волосы, вытри нос, соберись с духом и иди туда!

— Но я унизила его. Он доверял мне, а я…

— Я все рассказала ему, Фредди. — Саския схватила ее за плечо. — Я рассказала ему, как я издевалась над тобой в детстве, как дразнила и унижала тебя при каждом удобном случае. Я рассказала ему, какой маленькой завистливой фурией я была. И снова ею стану, если ты продолжишь колебаться. Я вспомню все свои грязные, испорченные, манипуляторские трюки, с помощью которых заставляла тебя делать то, что мне хотелось, пятнадцать лет назад. Я так ревновала, страдала и сходила с ума из-за вас обоих, что в конце концов заставила тебя так поступить с ним.

Она сморщилась от чувства вины, отпуская плечо Фоби.

— Ты все ему рассказала? — Фоби с трудом могла поверить в это. — Ты изобразила себя чудовищем, чтобы…