Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гадяч удерживался шведами с 19 ноября 1708 г. до 13 марта 1709 г. Подробностями его захвата мы не обладаем, зато сохранились интересные соображения о возможном отбитии Гадяча. Они демонстрируют ход мыслей военных той эпохи об организации атаки на город и представляют интерес даже при том, что не были реализованы на практике. Во время нападений на разбросанные в районе Лохвиц шведские отряды, инженер Штаф 4 декабря 1708 г. отправил Петру свои предложения о том, как взять Гадяч.

Штаф (?)
План укреплений Гадяча
1708 г.
Отдел рукописей БАН
Предлагалось ночью окружить кавалерией крепость, чтобы из нее никто не мог уйти. Из артиллерии были нужны двенадцать 12-фунтовых пушек для делания бреши, 12 полевых пушек и 3 гаубицы для обстрела замка. Для атаки и в резерв предполагалось выделить 8000 пехоты. Пехоте, каждому солдату, предлагалось принести к палисаду связку соломы, потом гранатами эту солому поджечь и таким образом спалить палисад, после чего штурмовать брешь. Запершегося в замке противника предполагалось за полчаса принудить к сдаче бомбардированием[1913]. Сохранилась «сказка» участника несостоявшегося гадячского штурма Дмитрия Федоровича Сумина, полкового адъютанта Копорского полка: «Ходили под Гадич с лестницы для штурму неприятеля, и не дошед, возвратились» [1914]. Позднее Б. П. Шереметев в письме от 6 марта 1709 г. объяснял царю, что атака на Гадяч не была предпринята из-за угрозы подкреплений: «А Гадича атаковать за вышепомянутым случаем невозможно, того ради что большой город выжжен, а неприятель сидел в замку, а ежели-б мы тот город и атаковали и стали бомбардировать, тогда-б неприятель во всех местах солдат к тому городу привел на сикурс, чего-бы мы за таким временем ничего не могли учинить»[1915]. 13 марта шведы сами покинули Гадяч и подожгли его (очевидно, замок и то, что оставалось от посада); но казаки немедленно вступили в город и не дали распространиться пожару [1916].
Местечко Рашевка, недалеко от Гадяча, было занято немецким драгунским полком полковника Альбедиля, и день 15 февраля 1709 г. стал для этой шведской части, по словам Адлерфельда, роковым. Судя по реляции Шереметева, отправленной царю 18 февраля, Рашевка была атакована отрядом генерал-майора Бема в восьмом часу пополуночи. «И неприятельское войско, увидев наступающую на них партию, в порате [параде, т. е. боевом строю. – Б. М.] себя поставили и к рогаткам обметанным около того местечка спешась приступили. Тогда 2 баталиона Преображенских спешась на них наступили и по крепком бою оных от рогаток отбили и принудили их с потерянием в замок вступить. И наши за ними последовали в замок и замок овладели счастливо. Тот вышепомянутый драгунский полк и пехоту совсем побили и коменданта полковника Альфентейна [Альбедиля. – Б. М.]… с прочими обер и унтер офицеры и рядовых в полон взяли… Из той части неприятельского войска разве человек 50 ушло чрез леса, за которыми погонею наши лошади больше служить не могли; первое – немалый марш имели чрез всю ночь, второе – в нынешнем случае снеги и леса им на свежих лошадях послужило» [1917]. Адлерфельд подтверждает события того дня и уточняет, что перед атакой на село русские окружили и уничтожили 120 шведских драгун, охранявших лошадей своего полка [1918]. В анонимном документе Архива Министерства иностранных дел содержатся подробности о распоряжениях к штурму: «И как пришли к местечку Рашевинск, того же февраля 15 дня откомандированы по оное местечко на штурм Преображенского полка помянутые баталионы второй и четвертый и перед вторым баталионом майор Матюшкин, да капральство гренадер, перед четвертым майор Бартенев, да Астраханского полка гренадеры. А драгунские полки оставлены были позади местечка»[1919]. В записках Крекшина со ссылкой на журнал Его Царского Величества также сказано, что Бем «… драгунские 5 полков поставил по дорогам, лежащим к оному местечку, дабы неприятель во время штурма не учинил нападения, а сам с пехотою пошел к местечку Решевке» [1920]. Полковник Альбедиль месяцем ранее участвовал в неудачном штурме Веприка (это его колонна поспешила на приступ первой), а до того 7 лет служил в чине генерал-майора в армии польского короля Августа; при расспросе в плену он свидетельствовал, что во время боя за Рашевку местные жители побили немало шведов [1921].
Штурмовали местечко 4-й батальон Лейб-гвардии Преображенского полка майора Бартенева и гренадерская рота Астраханского полка; 2-й батальон с полуротой гвардейских гренадеров обходили Рашевку с фланга [1922]. Поэтому в бою основная тяжесть потерь легла на преображенцев, среди них было 57 раненых и 14 убитых (из 98 человек общих потерь отряда Бема) [1923]. В частности, был смертельно ранен майор Федор Бартенев, и Петр был этим крайне опечален. Несмотря на одержанную победу, царь досадовал на Шереметева: «И то кроме печали мне не принесло, как для смерти господина Бартенева, так от безделных, наипаче торопких поступок фелтъмаршала» [1924]. О переплетении судеб петровских гвардейцев и участии в них самого царя говорит тот факт, что Петр планировал устроить свадьбу Бартенева с вдовой преображенского подполковника Д. К. Карпова, погибшего под Нарвой [1925].
Огорчение монарха можно объяснить тем, что элитная воинская часть была брошена в бой на малозначительном участке, и дело не стоило таких жертв. Насколько близкими царю и закаленными в боях к тому времени были преображенцы, можно судить по биографии сержанта Автамона Алексеевича Веселкина, раненного при штурме Рашевки: он служил в «потешных» с 1689 г. (т. е. к тому моменту уже 20 лет!), участвовал в Азовских походах 1695–1696 гг., подавлении Стрелецкого бунта, первом Нарвском походе, штурме Нотебурга, взятии Ниеншанца и шведских кораблей в устье Невы, штурме Нарвы, взятии Митавы, в подавлении булавинского бунта и в сражении при Лесной. Без преувеличения, преображенец Веселкин «как в службе стал служить, во всех походех нигде не оставался, безотлучно был»[1926]. Такие воины составляли костяк петровской армии, и, очевидно, царь не был готов жертвовать ими понапрасну.