Это место словно самой природой предназначалось для кровавых деяний. По одну сторону дороги чернел зияющей пустотой отвесный обрыв, по другую – начинался изрытый трещинами овраг, а сама дорога делала крутой поворот. Вдоль дороги громоздилось несколько гигантских валунов, словно нависая над ней, – идеальное место для засады. Красная глина и случайная лужица жидкой грязи сохранили следы происшедшей на этом месте схватки. Сомнений больше не оставалось: именно здесь были убиты двое молодых старателей. Мягкая влажная почва сохранила контуры тела упавшей лошади и скользящие следы от подков, когда та брыкалась в последних судорогах предсмертной агонии. За одним из валунов обнаружили следы нескольких пар человеческих ног, а рядом, среди папоротника, нашли обгоревший пыж. Разыгравшаяся трагедия теперь ясно предстала перед глазами. Двое молодых людей, уверенные в своих силах и потому беззаботные, ни о чём не подозревая, завернули за этот роковой поворот. Что потом? Выстрелы, стоны, звук падения тела, животный хохот разбойников, удаляющийся галоп насмерть перепуганной лошади – и тишина. Злодеяние свершилось.

Преследователи сделали всё, что могли сделать в сложившихся обстоятельствах. Они тщательно исследовали каждую трещину, каждую скалу, каждую пещеру в округе, но не нашли ничего нового. Прошло уже почти шесть дней, и птички, как выразился инспектор Бертон, скорее всего, улетели. Пока разделившиеся на группы люди шарили среди валунов, обладающий нюхом ищейки американец обнаружил свежий след, ведущий к груде беспорядочно наваленных скальных обломков у северной стены каньона. В расщелине по соседству нашли останки трёх лошадей, а из-под камней торчал краешек полей старой соломенной шляпы. Овцевод Хартли нагнулся за шляпой, но тут же выпрямился, словно ужаленный, и прошептал срывающимся голосом, обратившись к своему лучшему другу Мерфи:

– Дэн, там… там голова под шляпой!

Пущенные в ход лопаты в считаные секунды освободили от земли знакомое большинству присутствующих лицо, принадлежавшее старому бродячему фотографу, известному в колонии под прозвищем Сутулый Джонни и пропавшему некоторое время назад. Тело фотографа успело уже изрядно разложиться. Рядом с ним нашли второй труп, а под ним третий. В общей сложности было обнаружено тринадцать убитых – жертв шайки новоявленных английских тугов, похороненных в общей могиле под сенью северной стены Большого Блюмендайкского каньона. И тогда, склонившись в скорбном молчании над останками несчастных, пристреленных без жалости и зарытых наспех, подобно бродячим псам, все участники экспедиции принесли торжественную клятву забыть на месяц обо всех личных делах и посвятить это время единственной цели – справедливому отмщению негодяям. Инспектор первым обнажил седую голову, закончив произносить суровые слова клятвы. Товарищи один за другим последовали его примеру. После короткой молитвы найденные тела перенесли в более глубокую могилу, над которой воздвигли грубое надгробие, вслед за чем все одиннадцать мстителей опять тронулись в путь с одной общей мыслью – свершить суровое правосудие.

Прошло три недели – точнее, три недели и два дня. Солнце склонялось к краю бесконечной равнины австралийского буша, равнины нехоженой и немереной, простирающейся от восточных склонов гор Тапу далеко за горизонт. За исключением одного-двух охотников да нескольких безрассудных старателей, никому из колонистов ещё не доводилось бывать в этих пустынных краях, но в тот осенний вечер сразу двое мужчин находились на небольшой поляне в самом сердце неисследованной страны. Они были заняты стреноживанием своих коней и, судя по их поведению, готовились расположиться здесь на ночлег. Оба были худы, оборваны, измотаны и небриты, но при желании внимательный наблюдатель мог опознать в них наших старых знакомых: молодого ирландца-полицейского и американца Чикаго Билла.

То была последняя попытка мстителей настичь и покарать разбойников. Они поднимались на горные вершины, спускались в овраги и трещины, а под конец разделились на несколько малых групп, договорившись встретиться в условленном месте по истечении назначенного срока. Эти группы обшарили всю округу в надежде обнаружить хоть самую слабую зацепку или след убийц. Фоули и Энсон остались рыскать среди холмов, Мердок и Дэн Мерфи направились в сторону Рэтхерста, Саммервилл и инспектор Бертон пустились вниз по течению Вавирры, а остальные, разбившись на три отряда по двое, обследовали местность к востоку от горной гряды.

Оба – полицейский и старатель – казались уставшими и разочарованными. Первый выступил в поход, влекомый сияющим ореолом славы и надеждой на быстрое повышение: заветные нашивки, позволяющие как-то выделиться и стать выше серой массы рядовых, неудержимо манили молодого полицейского. Вторым двигало врождённое чувство справедливости и твёрдое убеждение в необходимости покарать преступников. В обоих несбывшиеся надежды вызывали сильнейшее разочарование. Стреножив лошадей, мужчины тяжело опустились на землю. Им не было смысла разводить огонь: жалкие остатки провизии состояли из нескольких сухарей и кусочка подпорченного бекона. Брэкстон достал продукты из мешка и протянул спутнику его долю. Каждый сосредоточенно жевал свою порцию в полном молчании. Ирландец не выдержал первым.

– Нам осталось разыграть нашу последнюю карту, – сказал он уныло.

– К тому же довольно паршивую, – согласился американец. – Кстати говоря, парень, ты ведь не думаешь, надеюсь, что, ежели мы вдруг найдём логово этих подлых кровососов, так сразу туда вдвоём и полезем? Что до меня, я лучше втихаря вернусь в Трафальгар за подмогой.

Брэкстон усмехнулся. Что бы ни говорил Чикаго Билл, его безудержная отвага была слишком хорошо известна в колонии и сомневаться в ней стал бы лишь полный невежда. Старатели за выпивкой до сих пор вспоминают старую историю времён первой волны золотой лихорадки в 1852 году. Хвастливый громила, введённый в заблуждение аналогичной репликой ветерана, вознамерился доказать свою репутацию, ввязавшись в драку с Биллом без малейшего повода со стороны последнего. Об исходе поединка рассказчики обычно умалчивают, сразу переходя к повествованию о том, как великодушно поступил американец по отношению к громилиной вдове, отдав ей недельную добычу золота со своего участка, что позволило благодарной женщине открыть собственное питейное заведение. Вот и сейчас, усмехаясь, Брэкстон вспомнил эту легенду и пропустил мимо ушей уничижительные слова компаньона, плохо вяжущиеся с его решительным обветренным лицом и могучей статью.

– Было бы неплохо осмотреться, пока не стемнело, – произнёс вместо ответа ирландец.

Поднявшись на ноги, он убрал прислонённое к стволу эвкалипта ружьё, ухватился за свисающие сверху лианы и начал привычно и бесшумно карабкаться на дерево.

– Душа у парня слишком велика для его тела, – пробормотал себе под нос американец, провожая взглядом ловкую загорелую фигуру, вырисовывающуюся на фоне темнеющего неба среди ветвей.

– Видишь что-нибудь, Джек? – крикнул он немного погодя, заметив, что спутник его уже добрался до вершины и теперь обозревает окрестности.

– Буш, один буш и ничего, кроме буша, – послышалось сверху. – Постой-ка, милях в трёх на северо-восток виднеется любопытный холм. Как раз за теми деревьями. Да только толку от него вряд ли будет много – уж больно глухое и пустынное местечко.