Командовать Черноморским флотом был назначен контр-адмирал Александр Васильевич Немитц. Адмирала Ненюкова в середине июня вызвал в Яссы главнокомандующий Румынским фронтом Щербачев для переговоров с Немитцом. «Человек, несомненно, очень талантливый, но его талантливость носила в себе что-то недалекое от сумасшествия. Его отец умер в сумасшедшем доме и, несомненно, в нем самом были эмбрионы этого недуга. Он был очень силен в стратегии и одновременно очень недурной поэт, что как-то не вязалось между собой, был очень религиозен и совершенно бесперспективен в практической жизни… Революция как раз была сферой для выдвижения таких людей, и он из начальника дивизиона миноносцев, после ухода Колчака, был назначен командующим Черноморским флотом, будучи 36 лет отроду»[1473].

Смелые реформы в армии продолжились. Начитанные об истории Французской революции и последовавших войн, члены правительства согласилось ввести институт комиссаров. Его создания еще в апреле требовало Совещание делегатов фронта, направившее соответствующее обращение в Петросовет. Между Советом и правительством шли сложные переговоры, поначалу планировалось, что и комиссаров должно быть два — от каждого из этих органов. Когда Керенский стал военным министром, сошлись на том, что комиссара достаточно одного. «Было решено, что в будущем все комиссары в армии будут назначаться и смещаться лишь военным министром, а комиссары, назначенные Исполкомом ранее, перейдут под его юрисдикцию»[1474].

Князь Львов прислал в мае в Ставку «общие основания» учреждавшегося института комиссаров. На них по замыслу правительства возлагалось гражданское управление на театре войны, а также вопросы снабжения, питания, медицины и эвакуации. Находясь в прямом и исключительном подчинении Временному правительству, комиссары должны были лишь согласовывать свои действия с военными начальниками. Реакция военного руководства была предсказуемо негативной, последовал протест со стороны Ставки, и начинание было оставлено правительством.

Но только на время. Комиссары стали появляться в армии повсеместно. В конце июня Временное правительство ввело должность комиссаров фронтов, которые должны были, «руководствуясь указаниями военного министерства, направлять к единообразному разрешению все политические вопросы, возникающие в пределах армий фронта, содействуя согласованной работе армейских комиссаров». Завершающим аккордом станет введение в июле должности Верховного комиссара при Ставке. Никаких правовых актов, определявших полномочия комиссаров, издано не было. Как и квалификационных требований.

Деникин так определял состав комиссарского корпуса: «офицеры военного времени, врачи, адвокаты, публицисты, ссыльно-поселенцы, эмигранты — потерявшие связь с русской жизнью, члены боевых организаций и т. д… Что касается политических взглядов указанных лиц, то все они принадлежали к социалистическим партиям… Быть может, недостаточная подготовка комиссаров не имела бы отрицательных последствий, если бы не одно обстоятельство: не зная точно круга своих обязанностей, они постепенно начинали вторгаться решительно во все области жизни и службы войск, отчасти по своей инициативе, отчасти побуждаемые к этому солдатской средой и войсковыми комитетами, а иногда даже боявшимися ответственности начальниками». В армии вместо одной появились три разнородные, взаимно исключающие власти: командир, комитет и комиссар. «Три власти призрачные… А над ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью — власть толпы»[1475]. Никаким особым авторитетом правительственные комиссары не пользовались. Как замечал Брусилов, «назначенных комиссаров слушались лишь постольку, поскольку они потворствовали солдатам, а когда они шли им наперекор, солдаты отказывались исполнять их распоряжения»[1476].

Стали формироваться особые отборные ударные части. «Они получили разные наименования: революционных полков, батальонов смерти, ударных батальонов, — писал Головин. — В них собирались офицеры из тех разложившихся войсковых частей… в которых жизнь командного состава делалась совершенно невозможной. Вместе с этими офицерами уходило из этих частей и то меньшинство солдат, в которых сознание воинского долга не было еще заглушено вакханалией революционного своеволия»[1477]. Формированием таких частей командование намеревалось возродить патриотический дух, иметь подразделения, готовые идти в наступление или разоружать бунтовавшие войска.

Генерал Брусилов, еще успев приехать в Ставку, утвердил «План формирования революционных батальонов из волонтеров тыла». Одна из первых ударных частей была создана Корниловым после того, как он приехал из столицы в 8-ю армию. Увиденное его сильно впечатлило: «Появление генерала Корнилова было приветствуемо… группой германских офицеров, нагло рассматривавших командующего русской армией… На участке соседнего полка командующий армией был встречен… бравурным маршем германского егерского полка, к оркестру которого потянулись наши «братальщики» — солдаты. Генерал со словами — «Это измена!» повернулся к стоявшему рядом офицеру, приказав передать «братальщикам» обеих сторон, что, если немедленно не прекратится позорнейшее явление, он откроет огонь из орудий». Митрофан Осипович Неженцев, которому принадлежит эта цитата, возглавил в начале июня 1-й добровольческий ударный отряд, в котором числились 91 офицер и 1763 солдата. Черно-красный шеврон на правом рукаве, синий щиток с надписью «Корниловцы», черепом со скрещенными костями и скрещенными мечами рукоятками вверх — на левом. Черно-красные погоны с буквой «К». На черно-красных знаменах лозунги «Свобода или смерть!», «Умрем за Родину!». 10 июня Корнилов торжественно вручил их ударному отряду, произнеся речь:

— Победа близка… Австрийцы и немцы устали, уже сколько времени они не переходят в наступление, мы уже теперь, как никогда, сильны орудиями и снарядами. Один наш сильный нажим, и враг будет сломлен. Не напрасны будут все великие жертвы, которые принес русский народ… Страшна не смерть, страшны позор и бесчестие.

Ударной частью Корнилова стал и Текинский конный полк. «Когда туркмены узнали, что Корнилов в совершенстве владеет их родным языком, уважение к нему стало граничить с преклонением. Среди текинцев Корнилов получил почетное прозвище «уллу бояр» — великий воин. В знак уважения они подарили ему буланую кобылу по кличке Фатима». Адъютантом Корнилова стал корнет-текинец Хаджиев, которого генерал назвал Ханом[1478].

Джунковский получил приказ о создании в каждом полку одной штурмовой роты 25 мая. «Желающих поступить в эти роты было огромное количество, — писал он, — так что пришлось принимать в них с большим разбором. Они были сформированы быстро, но не достигли своего назначения, они не подняли боеспособности части, т. к. способствовали сильному ослаблению частей, из коих выделены были лучшие офицеры и стрелки. Кроме того, штурмовые роты, попавшие в особенное привилегированное положение, вызывали этим самым зависть со стороны обыкновенных строевых рот, а в некоторых частях и озлобление»[1479].