Но если Гесса никто не посылал, не вынуждал к бегству и не «заманивал», а сам он едва ли был готов к столь ответственной миссии (сидеть за штурвалом – одно, вести переговоры о мире – совсем другое), то кто же стоял за его полетом и какую цель преследовал?

Каждый, кто обратится к биографии заместителя фюрера, будет постоянно встречать в истории его жизни фамилию Хаусхофер. Хаусхоферов было двое. Старший, Карл, преподавал в Мюнхенском университете, где учился Гесс, принятый в семье профессора как родной сын. Гесс воспринимал старшего Хаусхофера не только как учителя, но и как отца (его родители по-прежнему жили в Египте), и находился в психологической и интеллектуальной зависимости от него, как позже – хотя и более сильно – от Гитлера.[656] Младший, Альбрехт, тоже геополитик, был другом и советником Гесса по международным вопросам, в которых заместитель фюрера разбирался неважно. Г. Городецкий делает вывод, что именно Альбрехт сыграл решающую роль в подготовке полета. Но он ли был его инициатором и вдохновителем?

Более всех прав Л. Фишер, писавший об отце и сыне Хаусхоферах,[657] хотя его аргументы требуют уточнений. Он называет обоих Хаусхоферов «англофилами», показывая, что их взгляды разделял и Гесс, идеальный кандидат для подобной миссии. Если к младшему Хаусхоферу это определение еще применимо – учитывая его широкие международные связи (именно он был дружен с герцогом Дуглас-Гамильтоном, которого в письмах запросто называл «Дугло») и весьма космополитический нрав, – то к старшему едва ли. Он мог многим восхищаться в Британской империи, но считал ее исконным врагом континента. В этом может убедиться каждый, открыв его работы.

Весной 1941 г. Хаусхофер знал о том, чего не знал Гесс и с чем был вынужден смириться сломленный Риббентроп, – об окончательном решении Гитлера напасть на СССР и о ведущейся подготовке к этому. Оказывавший Гитлеру поддержку (говорят, не только интеллектуальную, но и духовную, едва ли не мистическую), Хаусхофер отшатнулся от своего «ученика», когда европейский конфликт стал перерастать в мировую войну, а вторжение в Советский Союз именно к этому и вело. Он понял, что Гитлера не остановить. Гесса же в известность о походе на восток вообще не поставили – таковы были странные нравы нацистской элиты. В этом сходятся все, кроме заядлых любителей сенсаций и головокружительных построений. Поэтому он ничего не сказал тюремщикам о плане «Барбаросса», встретив известие о начале войны с изумлением и растерянностью, как зафиксировано в документах. «Значит, они все-таки атаковали…», – растерянно бормотал он, не зная, что каждое его слово записывается на пленку.[658] Поэтому все позднейшие заявления о том, что знал и сказал, – британская дезинформация для разжигания всеобщего недоверия.

Карл Хаусхофер понимал неизбежность нападения на Россию и гибельность войны на два фронта – помнил Первую мировую, когда командовал дивизией. Похоже, он не верил в успех «пробных шаров», включая те, которые пытался запустить Альбрехт. Однако решил не упускать последний шанс, тем более что его бывший аспирант уже дозрел до безрассудных шагов. Так что полет в Шотландию был не ходом в политической игре Гитлера или оппозиции ему, не донкихотской выходкой одиночки Гесса. Это был акт отчаяния старого геополитика. Возможно, он хотел показать людям по ту сторону Ла-Манша, что в Германии действительно есть влиятельные силы, искренне желающие мира и готовые ради этого на решительные шаги. Возможно, хотел образумить Гитлера – если третье лицо Рейха совершает такой поступок, значит, не все благополучно «в Датском королевстве». Но в обоих случаях он стучался в накрепко закрытую дверь. Ни Черчиллю, ни Гитлеру, сцепившимся в смертельной схватке, мир был не нужен. А кто из вождей думает о народе…

Британцы затеяли переговоры с Гессом, но их изначально фиктивный характер очевиден. Наверно, больше всех переживал Саймон, которого – как бывшего «мюнхенца» – отправили к непрошеному визитеру в качестве «подсадной утки». Старому британскому патриоту пришлось смириться с тем, что на него смотрят как на потенциального предателя, но он долго выторговывал себе различные гарантии и официальные полномочия на ведение «опасных» разговоров. Впрочем, переговоры нужны были Черчиллю для совершенно иных целей, нежели возможная дискредитация пожилых и вполне безобидных «умиротворителей». Он и его окружение загадочно намекали и русским, и американцам на серьезность бесед с Гессом, не балуя их никакой конкретной информацией. Поползли слухи, что с ним уже встречались Идеи и Бивербрук. Оба настойчиво опровергали их, но чем настойчивее они это делали, тем больше в них верили. Дипломаты, военные, разведчики слали из Лондона в свои столицы донесения, полные тщательно подготовленной британской «дезы».

В мае-июне 1941 г. Сталин пребывал в постоянном нервном напряжении, слыша о предстоящем нападении Гитлера и не желая в это верить. «Миссия» Гесса в сочетании с известиями о сосредоточении германских сил на советской границе и с отсутствием внятной информации из Лондона (а откуда Майскому было взять ее!) наводила на тревожные мысли. Нервничал и Черчилль, опасавшийся, что СССР и Германия опять договорятся. Так что прилет Гесса оказался как нельзя кстати – им можно было безнаказанно пугать Москву, где страх перед «капиталистическим окружением» не исчезал даже во время наибольших триумфов. Кампания дезинформации удалась британцам на славу, сделав любое, даже частное и временное, советско-германское соглашение невозможным. И это главный результат полета Рудольфа Гесса, когда он в последний раз сам сел за штурвал.

Младшего Хаусхофера немедленно вызвали к Гитлеру и заставили подробно написать обо всем, что он знал; с этого времени он оказался «под колпаком».[659] Приближенные Гесса поплатились за эскападу своего шефа карьерой, а то и свободой – тут уж постарался Борман, принявший «хозяйство» беглеца и стремившийся заполнить все посты своими людьми. Позже Альбрехт Хаусхофер, действительно, участвовал в заговоре против Гитлера, но экстраполировать этот факт на 1941 г. нет никаких оснований. В декабре 1944 г. отец и сын были арестованы. Младшего расстреляли 23 апреля 1945 г. по личному указанию Гиммлера – возможно, чтобы не попал в руки союзников и не рассказал что-либо важное, а рассказать он мог многое. Старшего, несмотря на возраст, авторитет и связи в нацистской верхушке, заключили в концлагерь, откуда его освободили американцы. 13 марта 1946 г. Карл и Марта Хаусхоферы покончили с собой.

Дальнейшая судьба Рудольфа Гесса ясна и темна одновременно. Ни родственники, ни «партайгеноссе», сидевшие рядом с ним на скамье подсудимых в Нюрнберге, а затем в тюрьме Шпандау, не сомневались, что перед ними «наш» Гесс, хотя и сильно переменившийся. Еще бы: симулировать сумасшествие до такой степени, чтобы не узнать Карла Хаусхофера! Однако странности его поведения: до 1969 г. он отказывался встречаться с семьей и согласился на это, только когда чуть не умер от приступа прободной язвы, – а также отсутствие на теле «заключенного № 7» следов ранений Первой мировой (если верить некоторым публикациям), до сих пор не получили внятного объяснения. По мнению наблюдавшего его в Шпандау британского хирурга X. Томаса, Гесса убивали дважды: настоящего в 1941 г., когда сбили его самолет, и престарелого двойника в 1987 г., когда СССР был готов дать согласие на его освобождение [СССР до последнего сопротивлялся освобождению Гесса, приговоренного к пожизненному заключению. Мотивами этого считались «месть» за дипломатическую игру 1941 г., а также за привлечение внимания зашитой Гесса в Нюрнберге к секретным советско-германским протоколам августа-сентября 1939 г. Однако, с началом «перестройки» позиция советского руководства начала заметно меняться.]. Сын Гесса Вольф-Рюдигер склонялся к принятию второй версии, но категорически отрицал первую.