— Какой якорь?

— Тот, что прячешь в кулаке.

— Что произойдёт?

— Она вернётся к детям, а ты останешься здесь.

Лейза мягкой походкой направилась к Янаре.

— Э-эй! — окликнул старик. — А подумать?

— О чём тут думать?

Когда Янара наклонилась, чтобы взять с берега камешек, Лейза вложила ей в ладонь фигурку.

Всё вокруг озарила ярко-белая вспышка. Лейза сильно зажмурилась и повалилась на землю. Долго лежала не двигаясь. Наконец набралась смелости и медленно подняла веки.

— Вы мне снились, — прошептала Янара и потёрлась щекой о подушку.

Лейза кулаком вытерла слёзы:

— Неужели?

— Только я ничего не помню. — Янара вытащила руку из-под одеяла и показала фигурку ангела. — Что это?

— Это?.. Это надо отдать Болхе, — пробормотала Лейза и со страхом уставилась на собственный кулак.

Разжала пальцы. На ладони лежал круглый гладкий камешек.

85

Целых двадцать лет рыцари Шамидана не имели возможности проявить себя на войне или на королевских турнирах. Грабительские набеги на деревни, разбой на лесных дорогах и вооружённые конфликты с соседями не брались в расчёт, ибо настоящая война — это огромное войско под знамёнами знатных домов с королём в авангарде, это грандиозные сражения, захват земель и замков, легальное насилие и узаконенное мародёрство.

Вдовствующая королева Эльва — ограниченная в правах и средствах — не проводила рыцарские турниры, поскольку не могла одаривать победителей по-королевски. Лорды иногда устраивали состязания в своих феодах. Рыцари сражались за трофеи (кони, шлемы, мечи) и за получение выкупа. Риск соответствовал награде, и состязания больше напоминали красочные представления, чем ожесточённые схватки. Подобные игрища, как и междоусобные битвы, тешили самолюбие воинов, однако не приносили им всеобщего признания, не делали их героями баллад и не превращали в богачей.

К власти пришёл герцог Рэн Хилд, и дворянство встрепенулось: молодой, гордый и амбициозный правитель просто обязан возродить легендарные традиции! Осталось только дождаться знаменательного события: заключения военного союза, подписания важного договора или рождения престолонаследника. Но постигшие королевскую чету несчастья не располагали к праздникам. О первом сыне королевы старались не говорить. Теперь она произвела на свет недоношенных младенцев. Наследника короны искалечили при родах, сама же королева слегла в горячке.

Два месяца из Фамальского замка не поступало новостей. Народ начал посматривать на флаги, реющие над башнями: нет ли на них траурных лент? И вдруг в конце весны глашатаи оповестили столицу о решении светлейшего государя провести рыцарский турнир в честь своих детей и дражайшей супруги.

В разные уголки страны поскакали гонцы с вестью о предстоящем торжестве. Женщины кинулись к портнихам. Воины с трепетом вытащили из сундуков парадные доспехи, которые отличались от боевых так же разительно, как отличается соболиная шуба от телогрейки.

На подготовку ристалища ушло более месяца. Под турнирное поле отвели широкую равнину за городской стеной, обнесли её деревянным барьером. По периметру возвели трибуны для простых зрителей, построили ложи для лордов и почётных гостей Фамаля. Для королевской семьи воздвигли высокий помост под парчовым навесом с богатой бахромой. За трибунами установили шатры и павильоны для рыцарей, оруженосцев, слуг и коней.

Церковь осуждала бессмысленное кровопролитие, по этой причине клирики отказались выступить в роли врачевателей. Для оказания помощи раненым — из соседних деревень и городов хлынули брадобреи; для них соорудили просторные палатки, у входа воткнули флагштоки с белыми вымпелами.

За неделю до начала турнира к столице рекой начали стекаться люди, телеги, фургоны. Вскоре в палаточном лагере яблоку некуда было упасть. Свиты, прибывшие с рыцарями, разбили стоянки поблизости — в лесу, предпочитая простор лужаек тесноте комнат в постоялых дворах.

С рассвета и до заката водовозы поставляли на равнину бочки с водой, работники харчевен привозили на тележках корзины с провизией. От шатра к шатру ходили клерки Хранилища грамот, составляя турнирные списки и сверяя документы, подтверждающие благородное происхождение участников.

Между павильонами сновали толпы зевак: одни уже знали, за кого будут болеть, другим только предстояло выбрать своего фаворита. Купцы принимали ставки; тут и там слышались крики: «На сэра Грира десять серебряных “корон”… На сэра Барамо двадцать золотых “корон”… На сэра Зирту сто…»

Навесы не спасали людей от жары. Раскалённая земля обдавала нестерпимым зноем. Сапоги перетирали пожухлую траву в пыль, и всё вокруг тонуло в серо-жёлтой дымке. От гула голосов и ржания коней закладывало уши. От множества ярких штандартов пестрило в глазах. Но ничто не мешало рыцарям пребывать в приподнятом настроении. Они картинно позировали перед простыми горожанками и благородными дамами и награждали соперников грозными взглядами.

День накануне праздника Двух Семёрок выдался особенно суматошным. Герольды — распорядители на рыцарском турнире, исполняющие также обязанности судей, — разделили участников ристалища на два отряда, учитывая при этом их опыт и мастерство, чтобы никто не имел перевеса изначально. Воины принесли клятву не нарушать три правила: не калечить коней, не биться вдвоём против одного и не вести бой в углах поля, где раненые находили убежище.

На закате толпы горожан вернулись в столицу. Стражники закрыли ворота, и за городскими стенами повисла тишина, изредка нарушаемая всхрапом коней. Состязание начнётся на рассвете, у рыцарей оставалось несколько часов, чтобы крепким сном пополнить силы.

Фамальский замок проснулся задолго до восхода солнца. В гостином зале слуги накрыли столы к завтраку. Король передал через камердинера, чтобы его не ждали. Почётные гости и придворные, одетые в цвета своего рода, в коротких накидках с вышитыми гербами, расселись на скамьях и приступили к трапезе, насмешливо поглядывая на лорда Айвиля.

Каждый великий дом выставлял на королевский турнир как минимум одного рыцаря. Им мог быть сам великий лорд, но чаще в сражениях принимали участие его сыновья и (или) вассалы. Дом Айвилей выбивался из общей картины: хозяева Выродков не подчиняли себе малых дворян, не брали на воспитание их отпрысков и, соответственно, не имели вассалов. Айвили опоясывали мечами только своих сыновей. Поскольку Гилану Айвилю едва исполнилось четырнадцать, свита ожидала увидеть на турнирном поле Киарана, а он как ни в чём не бывало сидел рядом с матерью короля, разодетый в пух и прах: в тёмно-коричневый шёлк