– Кто… – произнес он медленно и холодно, – такой… Ии… телли… келли?

Девушка была бледной от печали. Сейчас она побелела. Она увернулась от него. Ее глаза вспыхнули, как два костра.

Ее глаза… как два костра.

(Ни одной недодевушке, подумал Жестокость, пошатнувшись, не под силу загипнотизировать меня.)

Ее глаза… были как два ледяных костра.

Комната померкла. Девушка исчезла. Ее глаза слились в один белый, холодный огонь.

В огне стояла мужская фигура. Вместо рук были крылья, но из локтевых костей росли человеческие ладони. Лицо было четким, белым, холодным, как мрамор древней статуи; глаза были мутно-белесыми.

– Я О’телекели. Ты будешь верить в меня. Тебе позволено говорить с моей дочерью К’мелл.

Видение потускнело.

Жестокость снова увидел девушку, которая слепо смотрела сквозь него, неловко сидя на стуле. Он уже собирался пошутить над ее гипнотическими способностями, когда понял, что она по-прежнему под глубоким гипнозом, хотя сам он освободился. Ее тело было напряжено, одежда вернулась к прежнему намеренному беспорядку. Это выглядело не возбуждающе, а чрезвычайно жалко, словно с милым ребенком произошел несчастный случай. Жестокость заговорил с ней.

Он заговорил с ней, не ожидая услышать ответ.

– Кто ты? – спросил он, проверяя ее гипноз.

– Я тот, чье имя никогда не произносят вслух, – ответила девушка резким шепотом. – Я тот, в чью тайну ты проник. Я запечатлел свой образ и свое имя в твоем сознании.

Жестокость не спорил с призраками. Он принял решение.

– Если я открою свой разум, ты проверишь его, пока я буду наблюдать? Ты на это способен?

– Я способен на многое, – прошипел голос изо рта девушки.

К’мелл поднялась и положила руки ему на плечи. Посмотрела в его глаза. Он посмотрел на нее в ответ. Жестокость был сильным телепатом, но не ожидал мощного мыслепотока, хлынувшего от девушки.

Обыщи мой разум, приказал он, но только по вопросу недолюдей.

Я вижу, подумал разум, стоявший за К’мелл.

Ты видишь, что я собираюсь сделать для недолюдей?

Жестокость услышал тяжелое дыхание девушки, чей рассудок служил связующим звеном с его рассудком. Он попытался сохранить спокойствие, чтобы понять, какую часть его сознания изучают. Просто замечательно, подумал он. Такой разум здесь, на Земле, – и мы, лорды Инструментария, ничего о нем не знаем!

Девушка выкашляла тихий, сухой смешок.

Прошу прощения, подумал Жестокость. Продолжай.

Твой план, подумал чужеродный разум, могу я увидеть больше?

Больше ничего нет.

А, ты хочешь, чтобы я думал за тебя, сказал чужеродный разум. Ты можешь дать мне ключи к Колоколу и Банку, имеющим отношение к уничтожению недолюдей?

Я дам тебе информационные ключи, если сам смогу их получить, подумал Жестокость, но не управляющие ключи и не главный переключатель для Колокола.

Справедливо, подумал другой разум. И чего мне это будет стоить?

Ты будешь содействовать моей политике в Инструментарии. Будешь держать недолюдей в разумных рамках, если сможешь, когда придет время переговоров. Будешь честно и добросовестно блюсти все последующие соглашения. Но как мне достать ключи? Потребуется год, чтобы их отгадать.

Дай взглянуть девушке, а за ней буду я. Идет? – подумал чужеродный разум.

Идет, – подумал Жестокость.

Конец связи? – подумал разум.

Как нам связаться вновь? – подумал в ответ Жестокость.

Как и прежде. Через девушку. Никогда не произноси моего имени. Не думай о нем, если сможешь. Конец связи?

Конец связи! – подумал Жестокость.

Державшая лорда за плечи девушка притянула его лицо вниз и поцеловала, уверенно и нежно. Он никогда прежде не касался недочеловека – и подумать не мог, что будет с ним целоваться. Это было приятно, но он отвел руки К’мелл от своей шеи, наполовину развернул ее и позволил опереться на себя.

– Папа! – счастливо вздохнула она.

Внезапно К’мелл напряглась, посмотрела ему в лицо и отпрыгнула к двери.

– Жестокость! – воскликнула она. – Лорд Жестокость! Что я здесь делаю?

– Ты выполнила свой долг, моя девочка. Можешь идти.

Пошатываясь, она вернулась в комнату.

– Меня сейчас стошнит, – сказала она, и ее вырвало на пол.

Он нажал кнопку вызова робота-уборщика и хлопнул по столу, чтобы тот подал кофе.

К’мелл расслабилась и заговорила о его надеждах для недолюдей. Она провела у него час. К моменту ее ухода они составили план. Ни один из них не упомянул О’телекели, ни один не высказал открыто свои намерения. Если контролеры подслушивали, ни одно предложение или параграф не показался бы им подозрительным.

Когда она ушла, Жестокость выглянул в окно. Далеко внизу он увидел облака; там, под ним, лежал в сумерках мир. Он собирался помочь недолюдям – и столкнулся с силами, о которых упорядоченное человечество не имело ни малейшего понятия или представления. Он был ближе к истине, чем думал. Нужно добиться своего.

Но сама К’мелл в качестве напарника!

Видела ли история миров более странного дипломата?

III

Меньше чем за неделю они решили, что делать. Они займутся Советом лордов Инструментария – самим мозговым центром. Риск был высок, но цели можно было достичь за считаные минуты, если работать у самого Колокола.

Именно это интересовало Жестокость.

Он не знал, что К’мелл следила за ним двумя различными гранями своего разума. Одна ее часть была боевым, искренним заговорщиком, целиком и полностью сочувствовавшим революционным целям, которые они перед собой ставили. Другая ее часть была… женщиной.

Она обладала женственностью более подлинной, чем любая женщина-гоминид. Она знала цену своей отточенной улыбки, роскошных, ухоженных, невероятно мягких волос, гибкой молодой фигуры с крепкими грудями и соблазнительными бедрами. Она в мельчайших подробностях понимала воздействие, которое ее ноги оказывали на людей-гоминидов. У настоящих людей было мало секретов от К’мелл. Мужчины выдавали себя неудовлетворенными желаниями, женщины – неодолимой ревностью. Но лучше всего она знала людей потому, что сама не была человеком. Ей приходилось учиться путем подражания, а подражание – акт сознательный. Тысячи мелочей, которые обычные женщины принимали как само собой разумеющееся или о которых задумывались лишь один раз в жизни, для К’мелл были предметом тщательного, серьезного исследования. Она была девушкой по профессии, человеком по ассимиляции, любопытной кошкой по своей генетической природе. И теперь она влюбилась в Жестокость – и знала это.