Глухое беспокойство охватывало страну – сначала узкий круг людей, близких к организации экспедиции, потом все дальше и шире захватывая советскую общественность. Созывались экстренные заседания Правительственного комитета, экспертных комиссий.

Третьи и четвертые сутки не принесли никаких перемен в положении снаряда. Часы протекали угнетающе однообразно. Незаметно росла и ширилась тревога. Молчание вставало стеной, за которой люди тщательно прятали друг от друга свои думы и беспокойство.

Занятия с Володей были единственным способом отвлечься от мучительных дум и возрастающей тревоги. Все члены экспедиции ждали их с нетерпением.

В этот день задолго до назначенного часа Малевская напомнила Володе:

– Что у нас сегодня? Гражданская война? Ты прочел отрывок из "Железного потока"?

И Володя начал рассказ о восстании миллионов на необъятных российских просторах, о незабываемых походах, о борьбе за торжество социализма, за счастливую жизнь, о великих вождях революции.

Вдруг он заметил, что Малевская, совсем не слушая его, неподвижно сидит, устремив куда-то вдаль широко раскрытые, ничего не видящие глаза.

Володя замолчал. Ему стало почему-то не по себе.

– Не смотри так, Нина! – тихо сказал он. – Ты совсем не слушаешь меня…

– Где ты витаешь сейчас, Нина? – спросил Брусков, тоже заметив ее задумчивость.

Малевская вздрогнула. Она медленно перевела глаза на Володю, Брускова и, слабо улыбнувшись, сказала:

– Ничего… Ничего особенного… Я просто вспомнила, как в прошлую зиму в это время я каталась на коньках… играла в хоккей… Гремел оркестр… горели огни… – Она встряхнула головой. – Ну, продолжай, Володя. Я буду слушать внимательно…

Мареев, остановившись поодаль, пристально смотрел на Малевскую и потом, покачав головой, возобновил свое хождение по каюте. Он долго ходил в глубокой задумчивости, иногда останавливаясь и по привычке потирая лоб, как он делал всегда в трудных обстоятельствах.

После обеда он присел возле Брускова, игравшего с Володей в шахматы.

– Ну, друзья мои, – сказал Мареев, – давайте обсудим одно предложение, которое я оставлял как последний резерв.

– Ты что-нибудь придумал, Никита? – спросила Малевская, появляясь из-за полога над своим гамаком.

– Дело вот в чем, – начал Мареев. – Разрыв фидера мог произойти лишь совсем близко от снаряда…

– Почему ты так думаешь? – спросила Малевская.

– Потому что при пробном движении снаряда на токе из аккумуляторов фидер потянулся вниз вслед за снарядом. Это значит, что его тяжести было недостаточно даже для того, чтобы повернуть легко вращающийся барабан…

– Гм… – с сомнением промычал Брусков, – а может быть, его тяжесть и, следовательно, его длина настолько велики, что небольшого усилия было достаточно, чтобы помочь ему опуститься с большой высоты?

– Может быть, и так, – согласился Мареев. – Но я хочу надеяться, что именно мое предположение правильно…

– Что же оно даст нам, если подтвердится? – спросила Малевская.

– Тогда есть лишь одно средство ликвидировать разрыв фидера и получить ток с поверхности. Средство, правда, рискованное, но оно дает известные шансы на успех в том довольно безнадежном положении, в котором мы находимся. Мы должны испробовать все, что таит в себе хотя бы небольшую надежду на спасение.

– О чем ты говоришь, Никита? О каком средстве? – нетерпеливо спросил Брусков.

– О торпеде.

– О торпеде?! – вырвалось одновременно у Брускова и Малевской.

– А я все время думал о ней! – восторженно закричал Володя. – Ну, честное пионерское! Я сразу подумал о ней!

– Конечно, – задумчиво произнес Брусков. – Если исходить из того, что разрыв где-то близко… Но мне кажется, что он произошел очень далеко от нас.

– Надо убедиться в этом, насколько возможно, – заметила Малевская.

– Но как же торпеда будет искать место разрыва? – продолжал спрашивать Брусков. – Эту ничтожную точку в огромной толще над нами?

– Я знаю… – опять раздался срывающийся голос Володи. – Мне кажется, что это можно сделать… Если я не ошибаюсь…

Он стоял у стола, смущенный, нетерпеливый.

– Ну, говори, – подбодрил его Мареев.

– Торпеда должна выйти из снаряда вертикально и все время подниматься рядом с проводами… до тех пор, пока не встретит места их разрыва… или пока позволят аккумуляторы…

– Володя, – рассмеялся Мареев, – обещаю тебе, что в следующую подземную экспедицию я без тебя не отправлюсь! Тебе никогда больше не придется пробираться в снаряд зайцем! Он совершенно прав, – повернулся Мареев к Малевской и Брускову. – Именно так я представлял себе поиски места разрыва при помощи торпеды.

– Но ведь ты говорил, Никита, что снаряд не может подниматься вертикально, – сказал Брусков. – Почему же ты думаешь, что это сможет сделать торпеда?

– Нельзя же сравнить мощность моторов там и тут в отношении к весу каждого снаряда.

– Да… – протянул Брусков. – Я этого не учел… – И неожиданно добавил: – Ну, что же! Я готов отправиться в торпеде хоть сейчас.

– Нет! – категорически заявила Малевская. – Ты один не управишься. Я отправлюсь с тобой… Правда, Никита?

– Правда только в том, Нина, – сказал Мареев, – что он один не управится.

– Пожалуй, одному, в самом деле, не годится, – согласился Брусков.

– К сожалению, – продолжал Мареев, – двум в торпеде не поместиться. Она рассчитана только на одного человека. В противном случае, не ты, Нина, а я отправился бы с ним.

Разочарование и досада промелькнули на лице Малевской.

– Как же быть?

– Придется попробовать одному, раз нет выбора, – сказал Брусков.

– Михаил… – запинаясь, произнес Володя, – а я?.. Я ведь с тобой работал в торпеде. И было не очень тесно… Разве я не смогу тебе помочь? Никита Евсеевич, пожалуйста, разрешите… я ведь понимаю в электротехнике…

От волнения голос у Володи дрожал, лицо то бледнело, то краснело, глаза с мольбой и страхом попеременно останавливались на Марееве, Брускове и Малевской.

Это неожиданное предложение вызвало жестокий спор среди участников заседания. Малевская категорически возражала против намерения Володи. Она считала недопустимым участие ребенка в таком опасном деле. Однако Брусков вступился за Володю. Володе, говорил он, грозит гораздо большая опасность, если его, Брускова, попытка окажется неудачной. Он Володю знает, да и все его знают, – он будет очень полезен в торпеде.

Спор продолжался все более ожесточенно. Он закончился лишь тогда, когда Мареев заявил, что в интересах экспедиции он присоединяется к мнению Брускова.

Из широкого, мешковатого скафандра темно-зеленого цвета выглядывает счастливое Володино лицо. Малевская обнимает и целует его в последний раз.