Здорово же она меня провела! Бог и верь после этого женщинам! А вы знали, что она и не подумает отказаться от своей затеи?

— Конечно. Своим отъездом вы ей развязали руки. Кто бы мог ей помешать?

— И какая же это была вечеринка? — спросил я, смущенный своим легковерием.

— Известно какая, — сказала Джин. — Вы должны были знать наперед, что здесь может случиться. Половина парней приехали пьяными. Сначала пели, танцевали, потом начали ссориться из-за девушек.

Я решила, что на всякий случай надо пойти туда. Я выпила с ними и сказала Фэс, что нора расходиться, не то явятся фараоны, но она уже ничего не соображала. Повисла на каком-то парне, глаза шалые, говорить с ней было уже бесполезно.

Почти никто из матросов не понимал по-английски, так что с ними тоже бесполезно было говорить. Расселись прямо на лестнице, бродили по передней. Беда в том, что уборная-то внизу. Двое парней свалились с лестницы на радость миссис Скрабс.

— Но наверх она не ходила пли все-таки не утерпела? — спросил я.

— Не ходила. Она следила за ними из-за двери, подслушивала, подглядывала. Мне стало ее даже жалко. Я посоветовала ей лечь спать и не слушать, но уйти она просто не в силах была. Перси тоже все время бегал то туда, то сюда. По-моему, он и сам не прочь был повеселиться. Но он всю жизнь на такие развлечения только со стороны смотрел, и теперь ему кажется, что они отвратительны.

Потом одному матросу вдруг пришло в голову поднести миссис Скрабс стаканчик. Наверно, с ней еще никогда в жизни такого не бывало. Перси встал на пороге своей комнаты и стал гнать его. А матрос не понимал, он все пытался войти к ним в квартиру с бутылкой и выпить с ними обоими.

Перси и миссис Скрабс понятия не имеют, как обходиться с пьяными. Они его только раззадоривали, и он ни за что не хотел уходить. Ну тут уж я спустилась и увела его, дала ему крепкого кофе в своей комнате и завела разговор о его матери. Он был из тех пьяных, с которыми не трудно справляться, нужно только, чтобы они поверили, что ты относишься к ним с симпатией и готова их слушать.

Хуже всего было с девчонками. Всем им хотелось казаться эдакими искушенными светскими львицами — а доказали они одно: что так и не выросли, остались девчонками. До чего противно смотреть на пьяную девку!

— Когда же Фэс ударила миссис Скрабс? — спросил я.

— А это было уже утром, когда ушли последние гости. Миссис Скрабс обозвала Фэс проституткой. Фэс стояла наверху, на площадке, и смотрела вниз, но когда услышала это слово, в два мига очутилась внизу.

Она кинулась на миссис Скрабс, тут выскочил Перси, и они сцепились уже все трое. Фэс позиций не сдавала. А я не вмешивалась, решила, пусть выпустят немного пары — им всем это будет только на пользу. Орали они друг на друга просто ужасно.

Фэс сначала сильно досталось, но потом она стала пинаться ногами. Ударила миссис Скрабс так, что та согнулась вдвое, и Перси попало, так что бедняга даже охромел. Тут-то миссис Скрабс и позвонила в полицию.

— Ну и местечко — мерзость какая-то, — вырвалось у меня.

— Что и говорить. Бросьте-ка вы это дело. Ничего хорошего у вас тут не получится. Я переезжаю, Долли нашла комнату с ванной в Парквилле, и я буду жить вместе с ней. Работу она, конечно, не сразу найдет, так что мне придется ей пока помогать. А вам мой совет: передайте дом, пока хоть какая-то мебель уцелела.

— Так я и сделаю, — сказал я.

Я подождал, пока Джин не скрылась из вида, и вошел в дом. Миссис Скрабс встретила меня с обиженным видом, Фэс — с молчаливым вызовом. Миссис Скрабс, смотря исподлобья, заявила, что покидает дом сегодня же. Фэс тоже, как она выразилась, «решила смотать удочки».

Я не выразил ни сожаления, ни удивления по этому поводу. Я тоже решил «смотать удочки».

Продажу права на аренду дома с обстановкой я поручил тому самому агенту с благочестивым лицом, который ввел меня сюда. Он равнодушно принял это поручение, сделав, впрочем, несколько замечаний насчет падения цен на аренду и заверил меня, что сделает все зависящее от него, чтобы я не понес убытка. Уходя, он пожал мне руку — на этот раз безо всякого значения.

Джин еще не покинула квартиры, она в тот день осталась после закрытия бара подменить кого-то из официанток, чтобы немножко подработать.

— Ведь мне придется поддерживать Долли, пока она не справится со своим горем, — заметила она.

Я занялся уборкой квартир миссис Скрабс и Фэс, они не потрудились навести там перед отъездом хоть какой-то порядок. Неприбранные кровати, в раковинах на кухне грязные кастрюли и сковородки, на столах следы прощального завтрака — немытые чашки, тарелки, ножи, вилки… В квартире Фэс повсюду валялись пустые пивные бутылки, у стены лежал стул со сломанной ножкой, грязное белье было засунуто в ящик комода.

Я вошел в эти брошенные квартиры с таким чувством, словно вторгаюсь в чужие владения. Каждая из квартир еще хранила отпечаток своей обитательницы. Я заставил себя собрать одеяла, простыни, снять наволочки с подушек, чтобы отправить в прачечную. Мне противно было дотрагиваться до этих вещей.

Затем я вымыл грязную посуду, вычистил сковородки, вылил ночные горшки, которые жильцы оставили под кроватями. И все время, пока я занимался этим, мне было не по себе, будто я приобщился к жизни этих двух женщин, перенял какие-то черты их характера, усвоил их взгляды на жизнь. Это было крайне неприятное чувство, и когда позднее я рассказал об этом Джин, она сказала:

— Вы всегда будете близко принимать к сердцу жизнь других людей, смотрите только, не пачкайтесь сами в чужой грязи. Отойдите в сторонку, подумайте и о себе.

— Попробовать стать настоящим эгоистом? — улыбнулся я.

Она рассмеялась:

— Фантазер вы, вот кто.

Я продолжал уборку оставленных квартир. В той, где жила Фэс, стояли два медных подсвечника, я то и дело прерывал работу, чтобы посмотреть на них. В моем воображении эти подсвечники должны были украшать красивую комнату, где все дышало бы уютом и покоем, где много книг в кожаных переплетах, где люди слушают прекрасную музыку. Убрав квартиру Фэс, я бросил прощальный взгляд на подсвечники и запер дверь.

И после в своей комнате я продолжал думать о них. Поздно ночью, когда Джин уснула, я, крадучись, поднялся наверх и вошел в пустую темную квартиру, где на камине стояли