class="p">Невольно вздрагиваю: имя из прошлого звучит теперь так дико и чужеродно, будто принадлежит другому человеку. Не мне.

— Я тоже рад повидаться, командор.

— Да ты садись, чувствуй себя как дома, — с дурашливым хохотком предлагает Одноглазый и широким жестом указывает на кресло напротив. Сам удобно откидывается на спинку своего и с видимым наслаждением укладывает на невысокий пуф правую ногу, которую от середины голени и ниже заменяет потемневшая от времени деревяшка. — Давненько ты не заглядывал.

— Был слегка занят, — отвечаю в тон и усаживаюсь в предложенное кресло. Светская беседа — везде светская беседа, даже если один из собеседников пират, грабитель и контрабандист, а другой — бесправный раб. Но ничего не попишешь: ни одно дело не начинается без доброй беседы.

— Выпей рому, закуси крабами, — предлагает пират и кивает на дымящуюся на столе тарелку. — Еще утром под камнями бегали. Хороши!

— Не откажусь, — с удовольствием киваю и подсаживаюсь ближе.

Беру из тарелки большую клешню гигантского краба, разламываю красный панцирь и с наслаждением отправляю упругое мясо в рот. Затем разливаю по чашам ром и пододвигаю выпивку гостеприимному хозяину.

— За встречу старых добрых друзей! — он оглашает тост с неподдельным радушием и осушает чашу несколькими большими глотками, а затем тонким острием стилета подцепляет с тарелки добрый кусок крабового мяса.

Я хмыкаю, отпиваю из своей чаши и закусываю еще одной клешней отменного краба, наблюдая за Одноглазым. Насчет добрых друзей он, конечно, кривит душой: наше знакомство началось отнюдь не дружески. Всю левую сторону его лица пересекает старый неровный шрам, захватывающий черную повязку на глазу. А ведь я еще помню его другим — молодым и дьявольски красивым, когда сам был еще молод и горяч, как сейчас Диего Адальяро. Молодой офицер, полный тщеславных надежд изловить досаждавшего королевскому флоту знаменитого пирата, я загнал его в ловушку близ южных берегов Аверленда и оставил ему эту отметину абордажным крюком в отчаянной кровопролитной схватке. Молодой красивый проходимец лишился глаза, а я лишь чудом не закончил жизнь с тем же абордажным крюком в глотке.

После того мы с ним встречались не раз — и у побережья Саллиды, и у островной части Халиссинии, и у акватории Туманных островов, но ни разу мне не удалось захватить его в плен: Одноглазый Демон не зря получил свое прозвище.

Лишь однажды, в черный для меня день, он отомстил мне за потерянный глаз. И отомстил несравнимо больнее.

Годы рабства выбили из меня тщеславие и почти лишили желания жить, зато наша долгая непримиримая вражда странным образом переросла в некое взаимное холодное уважение.

— Ты один, без Эстеллы? — взгляд пирата красноречиво съезжает на мой ошейник. — Удивлен, что она спустила тебя с поводка.

— Поводок теперь держит другая рука.

— Надо же! — восклицает Одноглазый, не скрывая удивления. — Эстелла решилась тебя продать? Я поражен: она была так нежно к тебе привязана.

— Я ее слегка расстроил.

— И остался после этого жив? — скалится Одноглазый, но в ярко-синем глазу поселяется холодная настороженность. — Я поражен вдвойне. И крайне заинтригован. Что же привело тебя сюда? Или твоему новому господину захотелось свежего мясца без торговых наценок?

— Что касается моей госпожи, то она хочет вернуть назад свой корабль с хлопком. Говорят, к тебе случайно прибился один такой. А с ним в придачу и другие корабли с подарками южан северянам. Ты таких не видал?

Взгляд единственного пиратского глаза становится колючим и цепким.

— Все корабли на этих островах принадлежат мне и моим парням, лейтенант. Твоя госпожа, верно, спутала свой корабль с моим.

— Она не станет привередничать, если к ней вернется не ее корабль, а очень на него похожий.

Улыбка Одноглазого, искривленная старым шрамом, неуловимо превращается в угрожающий оскал.

— И почему тебе кажется, что я должен расстаться со своей честно захваченной добычей?

— Дай-ка подумать… — демонстративно чешу в затылке. — Может быть, потому, что на подступах к архипелагу стоит военный флот Кастаделлы? Нашпигованные дальнобойными мортирами галеоны запечатали каждую бухту. Никто не выйдет отсюда живым, пока не вернутся похищенные корабли.

Проверить мою правоту Одноглазый никак не сможет: сквозь туман не способен видеть даже самый глазастый человек, а посылать на разведку шлюпки он едва ли рискнет. В отличие от командиров южан, он слишком дорожит своими людьми.

— Ты блефуешь, — лицо Одноглазого становится напряженным, массивная челюсть упрямо выдается вперед. — Откуда у тебя полномочия распоряжаться флотом Кастаделлы?

— Не у меня. Я принадлежу семье сенатора Адальяро. Слышал о таком? Вот у него достаточно полномочий.

Пират спокойно обдумывает сказанное, ощупывая мое лицо холодной синевой единственного глаза.

— Докажи.

Я расстегиваю теплый жилет, распускаю шнуровку рубашки на груди и показываю клеймо. Одноглазый внимательно изучает его, не меняя положения, и задумчиво поигрывает тонким стилетом, который с начала нашей встречи не выпускает из рук.

— Тогда скажи, что помешало сенатору Адальяро и флоту Кастаделлы начать переговоры пушечными залпами? — прищуривается Одноглазый, стараясь поймать меня на лжи.

— Ему дорог его хлопок, — невозмутимо пожимаю плечами. — Он опасается, что если развяжется бой, ты оставишь ему вместо кораблей одни головешки.

— Справедливые опасения, — кивает пират, не сводя с меня взгляда. — Но что ему помешает разделаться со мной, если вдруг он получит корабли?

— Скажем так: в разговоре с ним я несколько преувеличил твои силы. Он уверен, что архипелаг наводнен пушками, аркебузами, диким огнем и меткими стрелками. И что позиции ваши на горном хребте куда выгоднее, чем позиции осады на море. Поверь мне, Сенат Кастаделлы вовсе не хочет рисковать военным флотом, особенно сейчас, когда активизировались вылазки халиссийцев и твоих же сородичей у южных берегов полуострова.

— Ты хочешь сказать, что, получив корабли, вы просто уйдете? — подозрительно щурится он.

— Именно так. Я убедил сенатора в том, что сейчас не время для атаки, и, получив корабли, тебя оставят в покое. На время.

— Тогда какой мне резон возвращать корабли? Если вы так боитесь напасть, — криво ухмыляется командор.

— Ты ведь знаешь южан: они становятся сущими безумцами, когда задета их гордость. Отдай им корабли — и они отступят, считая, что ушли победителями. Откажись — и познаешь всю разрушающую силу их гнева. Повторяю: мне стоило больших усилий убедить их в том, что можно обойтись миром, без потерь и кровопролития, и при этом вернуть утраченный груз. Но если я не вернусь к положенному сроку или вернусь ни с чем, у них не станет причин сдерживаться. Они пойдут на риск и будут штурмовать ваши форты.

— Не могу понять, — задумчиво произносит Одноглазый, разглядывая меня так, будто видит впервые. — Своему хозяину сенатору ты наплел о моей несокрушимой мощи. Меня стараешься убедить,