На следующий год после основания города возникли площади перед гласисами[7] только что созданного Адмиралтейства. Главной из них стала та, что смотрела на запад. Чуть отступив от берега реки, поставили на ней церковь Исаакия Далматского, ту самую, в которой в 1712 году венчался государь Петр Алексеевич с Екатериной Алексеевной.

Вспомним, что генерал-губернатор юной столицы князь Александр Меншиков поспешил возвести на северо-западном углу площади свой второй дворец. Так и смотрели они через Неву друг на друга — дом каменный на правом берегу и дом фахверковый на левом. Вскоре после смерти царя Петра навели против Исаакиевской церкви первый — наплавной — мост через Неву. А еще через многие десятилетия на площади выросла гранитная скала с гордым всадником, застывшим на вершине, — основателем Санкт-Петербурга…

Дворец Меншикова после опалы и смерти сиятельного владельца стал собственностью великого скупца вице-канцлера графа А. Остермана, определявшего внешнюю политику России на протяжении полутора десятилетий. В 1744 году дочь Петра императрица Елизавета пожаловала дворец с просторным участком своему канцлеру — А. Бестужеву-Рюмину. Новый владелец построил себе дом в модном тогда стиле барокко. С восшествием на престол Екатерины II этот дом на углу площади приспособили под нужды Сената, которому велено было переехать сюда с Васильевского острова. В 80-х годах, после установки на площади памятника Петру Великому, старый дворец перестроили опять. На сей раз в стиле классицизма.

Шли годы. Дворец дряхлел, ветшал и, наконец, окончательно утратил вид, достойный правительственного учреждения. Не случайно Николай I, отдавая повеление о строении нового здания для Сената, распорядился, чтобы проект готовили «по образцам Главного штаба». Тогда же решено было перевести на Адмиралтейскую сторону и Синод, размещавшийся в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове. Делали это для открытия в старом петровском строении столичного университета. А для Синода постановили купить дом купеческой вдовы Кусовниковой, стоявший на западной стороне площади между Сенатом и каналом, что соединял Адмиралтейство со складами «Новой Голландии».

Дома, как и люди, глядят на окружающий мир каждый по-своему. Одни боятся взглянуть маленькими подслеповатыми окнами дальше завалинки. Другие, у которых протянулись вдоль фасада стеклянные квадраты в переплетах, смотрят на улицу с усталым безразличием. А там, где стекла сплошные, где прямоугольники проемов завершаются полукружиями или украшены наличниками и сандриками, — там окна взирают на мир с убежденностью в собственном значении и величии. Дом Кусовниковой представлял типичную купеческую твердыню с двумя массивными воротами, открывавшими доступ во внутренний двор только избранным. Кстати, огромные ворота определяли так же центр старого здания Сената. И не случайно в указе, каким быть новым строениям, государь повелел: «Придать характер соответствующий огромности площади», а ворота у Сената делать со стороны Галерной, у Синода — со стороны канала.

Чем же все-таки привлек Николая I проект Карла Росси? Архитектор Жако предложил построить одно общее здание, напоминавшее галерею Лувра. Красивое и величавое, оно все же не соответствовало масштабу площади. Стасов собирался лишь перестроить здание Сената, тем самым позволив себе не согласиться с пожеланием императора. Росси сразу же представил планы двух величественных строений. С коринфской колоннадой для Сената и ионической — для Синода.

Второй вариант, появившийся вслед за первым, — еще строже и логичнее. Колонны у обоих зданий коринфские. Центры подчеркнуты десятиколонными портиками, углы — двухколонными. Правда, у Сената, который протяженнее, центральный портик усилен по бокам еще двухколонными. Не привлекая особого внимания, они как бы придают зданиям равновеликость.

Наконец на одинаковых листах ватманской бумаги родились окончательные чертежи и поэтажные планы Сената и Синода. Росси объединил их аркой, перекинутой через Галерную улицу. На плане засыпан канал, а между Конногвардейским манежем и новым зданием Синода поставлена триумфальная колонна. Она как бы должна завершить протяженность торжественного пространства от Александровского столпа до новых зданий правительственных учреждений.

Как обычно бывает в подобных случаях, всегда находится ревностный чиновник, выступающий против проекта, не доступного его пониманию. На сей раз им оказался начальник Инженерного управления Военного министерства князь Долгоруков. «И без приведения всей западной стороны площади под один фасад, — с апломбом донес он государю, — она не потеряет величественного вида, лишь бы была одинаковая высота и в том же стиле… Когда же оба строения связать арками, тогда значительно умножатся издержки». Последняя фраза особенно должна затронуть хозяйские чувства бережливого императора.

Росси нашел контраргумент: использование стен старого Сената и массивного дома Кусовниковой позволит сберечь часть денег. А перекинутая над Галерной арка придаст всему ансамблю торжественное звучание и будет напоминать арку Главного штаба, которая так нравится императору.

Уже позже, когда арка наконец соединила здания Сената и Синода, петербургские остряки пустили словцо: «Сенат и Синод живут „подарками“». Рождение остроты почти совпало с записью в дневнике цензора А. Никитенко: «Новое постановление не представлять чиновников к ежегодным денежным наградам. До сих пор каждый из них, получая жалованье, едва достаточное на насущный хлеб, всегда возлагал надежды на конец года, который приносил ему еще треть всего оклада: это служило дополнением к жалованью и давало возможность кое-как перебиваться… Теперь этого не будет…» Утверждая нищенское существование среднего обывателя, правительство тем самым способствовало процветанию раковой опухоли взяточничества…

Архитектура для императора — та же инженерия. Посему, убежденный в глубоком знании предмета, Николай Павлович 18 февраля 1829 года проект Карла Росси утвердил, но повелел «делать переделку и доделку первоначального плана». 24 августа того же года при большом стечении карет и простого люда состоялась торжественная закладка здания Сената. В фундамент опустили памятную доску с надписью: «Чертеж фасада, высочайше утвержденный, составлен был архитектором Карлом Росси. Строитель здания был архитектор Александр Штауберт». Под доску и на нее собравшиеся сенаторы положили серебряные монеты чеканки 1829 года. Для этой цели господам членам Правительствующего Сената, получающим жалованье, столовые и на содержание дома в общей сложности несколько тысяч рублей, было специально роздано 61 рубль 75 копеек.

В городе принялись было судачить о закладке Сената, о деньгах, розданных сенаторам, но неожиданные события в Петропавловской крепости породили новые разговоры. После наводнения 1824 года обнаружили, что в соборе просел иконостас. Тщательное обследование всего здания показало, что расшатались крест и фигура ангела на вершине шпиля. А тут еще сильным порывом ветра у ангела оторвало крыло, закружило, понесло и бросило на землю, чуть не прибив коменданта крепости генерала А. Сукина. Подобный непорядок только позорит столицу империи. Государь отдал строгое повеление: починить.

Принялись составлять сметы и проекты. Следовало возвести высоченные леса. С невероятной быстротой росла сумма предстоящих расходов. Неизвестно, как бы завершилось дело, не объявись вдруг в Петербурге молодой кровельщик Петр Телушкин из Ярославской губернии. Он взялся починить крест и фигуру ангела в одиночку без всяких лесов. Плату просил только на потребные материалы стоимостью