уцелевшие документы и, сопоставив их с известными историческими фактами, попытаемся воссоздать некоторые события из жизни Карла Ивановича Росси в конце 1820-х годов.

Придворный зодчий Росси — самый благополучный среди всех архитекторов империи. По справке Министерства двора, ежегодное жалованье его состоит: из Кабинета — 3000 рублей, по Департаменту уделов 3000, «по велению императора на известные нужды» — 3000, квартирные — 3500, пенсия, установленная по желанию императрицы Марии Федоровны за строение на Елагином острове, — 3000, «на расходы при составлении планов и чертежей» — 3600. Итого 19 100 рублей. Вероятно, были и какие-то другие побочные доходы от частных заказов и консультаций. Сохранилось несколько рисунков зданий, неизвестно для кого предназначенных. Допустим, что в итоге общий годовой заработок Карла Ивановича составлял около 25 тысяч рублей. А много это или мало?

Из письма Гоголя матушке от 3 января 1829 года: «Скажу еще, что Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал… Жить здесь не совсем по-свински, то есть иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы плотим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду. Она состоит из двух небольших комнат и прáва пользоваться на хозяйской кухне. Съестные припасы также не дешевы… Покупка фрака и панталон стоила мне двухсот, да сотня уехала на шляпу, сапоги, перчатки. Извозчиков и на прочие дрянные, но необходимые мелочи, да на переделку шинели и на покупку к ней воротника, до 80 рублей…»

Карл Иванович не мелкий чиновник, а коллежский советник, придворный архитектор. Значит, и жизнь его, и дом должны соответствовать положению. Известно, например, что Пушкин, сняв в 1832 году у купца Жадимировского двенадцать комнат на третьем этаже дома по Большой Морской, платил ему 3300 рублей в год. А последняя квартира поэта на Мойке стоила уже 4300 рублей. Каждый известный в Петербурге человек обязан соблюдать определенные условия, иначе можно оказаться вне общества. А это означает определенное число прислуги, выезд, наряды, приемы гостей. У Пушкиных обычно четырнадцать — шестнадцать человек дворовых и прислуги. Видимо, столько же и у Росси. Но у него нет дворовых. А болезнь жены и его собственные недомогания требуют частой помощи врачей и аптекарей, что вводит в немалый расход. Одна из таких тяжелых болезней, когда архитектору несколько раз «отворяют» кровь, приходится как раз на 1829 год.

В конце 1820-х годов Карл Иванович с семьей, видимо, еще проживал в доме матери на Миллионной. На первый взгляд — значительная экономия средств. Но у медали всегда есть другая сторона. Престарелая актриса не может отказаться от привычек времен своей славы и залезает в долги. Время от времени Гертруда Росси напоминает вдовствующей императрице о своих бывших заслугах и просит дополнительное вспоможение, Мария Федоровна выделяет какую-то сумму, но и она мгновенно расходится неизвестно куда. Тогда заботы об очередных капризах матери ложатся на плечи сына…

В ноябре 1828 года Мария Федоровна скончалась. Гертруда Росси лишилась своей благодетельницы, а Карл Росси — надежного заступника. Покойная императрица всегда старалась проявить милость к бывшим приближенным убитого мужа. Теперь в случае нужды некому замолвить за архитектора доброе слово.

Карла Росси, конечно, назначили членом «Печальной комиссии», а 5 декабря за усердие в трудах комиссии наградили бриллиантовым перстнем в 2000 рублей. Но самый дорогой подарок не мог заменить утраты явной доброжелательницы.

Историки отмечали, что «судьба отца отменно занимала Николая Павловича во всю его жизнь», а вот бабушка уважением не пользовалась. Не случайно, едва став императором, он повелел убрать из дворца все портреты Екатерины II. Казалось бы, при таком интересе государь должен любить и доверять людям, стоявшим близко к его отцу. Но император любил только себя, а доверял тем немногим, кто быстро угадывал его желания и, главное, потакал им. Зодчий к этим счастливцам не принадлежал.

Заметим, что Николай Павлович вступил на престол, не обладая навыками государственного правления. Покойный Александр, избрав его своим преемником, даже не посчитал возможным назначить брата членом Государственного совета. Николай продолжал скромно служить начальником дивизии в чине генерал-майора. «Все мое знакомство со светом, — напишет Николай позже в мемуарах, где под „светом“ следует понимать высших чинов государства, — ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где, подобно бирже, собирались ежедневно в десять часов все… имевшие доступ к государю…» Именно в секретарских комнатах будущий правитель России постигал секреты верховной власти. Так лакей, желая перенять манеры и жесты барина, пристально наблюдает за ним.

Достигнув власти, Николай почувствовал себя хозяином земли в самом прямом смысле. Хозяином рачительным, строгим и справедливым, знающим любое дело лучше всех. Только этой особенностью нового российского правителя можно объяснить его странное отношение к зодчему Росси. Сначала, например, дает в 1827 году архитектору 12 тысяч в долг на четыре года и тут же отстраняет его от работы в Зимнем дворце. Император милостив, но не терпит промедлений и потому суров.

Впрочем, проследим взаимоотношения заказчика и мастера на протяжении нескольких лет. При восшествии Николая на престол архитектор занят созданием правильной площади перед дворцом. Работы начаты еще при покойном Александре, и новый государь ничего не меняет в планах. Когда строительство Главного штаба и зданий министерств близится к завершению, наступает момент, чтобы подумать о судьбе восточной стороны площади. Еще в конце прошлого столетия В. Бренна соорудил там экзерциргауз. Неказистое строение портит новый ансамбль. Естественно, что его перестройку или возведение на этом месте нового здания следует поручить автору всего ансамбля — Карлу Росси. Однако государь решает иначе; объявляет конкурс проектов. Новое строение, по его замьслу, должно объединить манеж и театр, который еще недавно размещался в бывшем доме Ланского. Соперничать меж собой предложено О. Монферрану, В. Стасову, К. Тону, А. Брюллову и, конечно, К. Росси. Естественно, что его проект самый интересный: два разных здания объединены общим парадным фасадом с восьмиколонным портиком. Он как бы перекликается с таким же портиком Конногвардейского манежа, а вместе они создают достойное завершение протяженной анфилады центральных площадей.

Увы, удача Карла Ивановича никак не отмечена, а результаты конкурса преданы забвению. Только через десять лет А. Брюллов начнет возводить на этом месте «сухое» и скучное здание Штаба гвардейского корпуса, существующее и поныне. И тут же, всего через несколько месяцев после бессмысленного состязания зодчих, в 1828 году, Николай I утверждает проект Росси на строение Александринского театра, нового корпуса Публичной библиотеки и прилегающих к ним зданий и площадей.

Мечта о создании подобного ансамбля родилась у зодчего еще одиннадцать лет назад и получила тогда одобрение императора Александра. Новый государь как бы подчеркивает свое желание продолжить дела покойного брата. Историки уже давно отметили, что художественная культура лет царствования Николая — продолжение величавой александровской эпохи, порой даже