— А-а! — кивнул Килвин. Судя по выражению лица, он не особенно удивился. — Да, бывает такое. Древняя магия, как говорится. Или же древнее мастерство, ныне утраченное. Такие вещи рассеяны по всему миру. Удивительные устройства. Загадки. Существует много надежных источников, в которых говорится о вечно горящих лампах.

Он своей широкой лапищей указал на стеклянные полусферы, разложенные на его рабочем столе.

— Несколько подобных вещей есть прямо у нас, в Университете.

Мое любопытство тут же разгорелось.

— Каких вещей? — спросил я.

Килвин рассеянно потеребил себя за бороду.

— У меня есть устройство, не имеющее на себе никаких рун, которое, судя по всему, ничего не делает, только поглощает крутящий момент. У меня есть четыре слитка белого металла, легче воды, которые я не смог ни расплавить, ни как-либо повредить. Лист черного стекла, одна сторона которого вообще не подвержена трению. Кусок камня странной формы, который сохраняет постоянную температуру чуть выше точки замерзания, какая бы жара ни стояла вокруг.

Он пожал своими массивными плечами.

— Это все загадки.

Я открыл было рот, потом замялся.

— Не будет ли неуместно спросить разрешения взглянуть на них?

На фоне смуглой кожи и черной бороды улыбка Килвина выглядела ослепительно-белой.

— Спросить всегда уместно, ре'лар Квоут, — сказал он. — Студент должен быть любопытным. Я бы расстроился, если бы вы остались равнодушны к подобным вещам.

Могучий артефактор подошел к своему просторному деревянному письменному столу, настолько заваленному черновиками проектов, что столешницу было еле видно. Он отпер один из ящиков ключом, который достал из кармана, и вытащил два тусклых металлических кубика чуть больше игральной кости.

— Многие из этих древних вещей мы не в силах ни исследовать, ни использовать, — сказал он. — Но некоторые из них на удивление полезны.

Он потряс кубики, как будто это и впрямь были кости, и они нежно зазвенели у него в горсти.

— Эти мы зовем охранными камешками.

Он наклонился и положил кубики на пол, в паре шагов друг от друга. Коснувшись их, он что-то произнес вполголоса, так тихо, что я не расслышал ни слова.

Я почувствовал, как что-то вокруг изменилось. Сначала я подумал было, что в комнате похолодало, потом сообразил, в чем дело: я больше не чувствовал жара, исходящего от горна, который стоял в другом конце кабинета.

Килвин небрежно взял железный прут, которым мешали угли в горне, и, сильно замахнувшись, ударил меня по голове. Это движение было настолько непринужденным, что я оказался застигнут врасплох и даже не успел пригнуться или уклониться.

Прут остановился сантиметрах в семидесяти от моей головы, словно натолкнулся на невидимое препятствие. Я не услышал звука удара, прут не дернулся и не подпрыгнул.

Я осторожно протянул руку и уперся… в ничто. Как если бы неощутимый воздух передо мной внезапно отвердел.

Килвин ухмыльнулся.

— Охранные камешки особенно полезны, когда проводишь опасный эксперимент или испытываешь новое оборудование. Они каким-то образом создают магический и кинетический барьер.

Я по-прежнему водил рукой по невидимому барьеру. Он не был жестким или даже особенно прочным. Он слегка подался, когда я толкнул его рукой. На ощупь он был скользким, как намасленное стекло.

Килвин наблюдал за мной с легкой усмешкой.

— По правде сказать, ре'лар Квоут, до того как Элодин предложил свое название, я подумывал назвать ваше стрелоостанавливающее устройство «малым охранным».

Он слегка нахмурился.

— Разумеется, это название не вполне точное, но уж куда точнее, чем напыщенная чушь Элодина!

Я сильно налег на незримый барьер. Он оказался прочен, как каменная стена. Приглядевшись, я даже различил в воздухе небольшое искажение, как будто смотрел сквозь слегка неровное стекло.

— Это куда лучше моего стрелохвата, магистр Килвин!

— Это верно, — примирительно кивнул Килвин и наклонился подобрать камешки, снова что-то пробормотав себе под нос. Я слегка пошатнулся, когда барьер исчез. — Но ваше остроумное изобретение мы можем воспроизводить сколько угодно. А это таинственное устройство — нет.

Килвин положил металлические кубики на свою широкую ладонь.

— Они полезны, но все же не забывайте: артефактору требуются изобретательность и осторожность. Мы работаем в царстве реальности.

Он сжал кулак, пряча охранные камешки.

— Тайны предоставьте поэтам, священникам и глупцам.

* * *

Невзирая на мои неудачи в прочих делах, обучение у магистра Элодина продвигалось довольно неплохо. Он утверждал, что все, что нужно мне для того, чтобы сделаться хорошим именователем, — это время и усердие. Я не скупился ни на то, ни на другое, но использовал он это довольно странно.

Мы часами играли в загадки. Он заставил меня осушить кружку яблочной наливки, а потом прочитать от корки до корки «Теофанию» Теккама. Он заставил меня три дня подряд проходить с завязанными глазами, что отнюдь не улучшило моих успехов у других преподавателей, зато чрезвычайно позабавило Вила и Сима.

Он подбил меня проверить, сколько времени я смогу провести без сна. А поскольку теперь я мог позволить себе пить кофе сколько угодно, я протянул почти пять дней. Хотя под конец я был близок к безумию и мне начали мерещиться голоса.

И потом еще эта история про то, что было на крыше архивов. Похоже, ее все слышали, в той или иной версии.

Надвигалась сильная гроза, и Элодин решил, что мне будет полезно провести некоторое время в сердце бури. «Чем ближе, тем лучше», — сказал он. Он знал, что Лоррен ни за что не пустит нас на крышу архивов, поэтому Элодин попросту утащил ключ.

Увы, это означало, что, когда ключ упал с крыши, никто не знал, что мы застряли там, наверху. В результате нам с ним пришлось провести целую ночь на голой каменной крыше, в эпицентре жестокой бури.

И только ближе к полудню погода улеглась достаточно, чтобы мы могли докричаться до двора и позвать на помощь. А потом, поскольку запасного ключа, похоже, не нашлось, Лоррен избрал самый короткий путь и велел нескольким хранистам покрепче попросту выбить дверь, ведущую на крышу.

Все бы это было еще ничего, да только Элодин, едва начался дождь, потребовал, чтобы мы разделись донага, завернули одежду в клеенку и придавили ее кирпичом. По словам Элодина, это должно было помочь мне как можно теснее слиться с бурей.

А ветер был сильней, чем он рассчитывал, и сверток с нашими вещами смело вместе с кирпичом, так что они взлетели в небо, точно горсть листьев. Собственно, именно так мы и лишились ключа. Он лежал в кармане штанов Элодина.