Когда Шерхан дополз до овражка, где я укрылся от бомбежки, мне пришлось закончить пространные рассуждения по поводу того, насколько страшны эти воющие крылатые монстры, и я был вынужден подвинуться, чтобы старший сержант Асаенов не свалился мне прямо на голову. Наиль примостился рядом со мной в этом природном окопе, и я с ходу набросился на него с претензиями, как он мог проморгать появление самолетов противника. Перекрикивая вой «юнкерсов», а они уже пикировали на танки, я орал:

– Шерхан, какого хера ты не свернул в лес, когда заметил самолеты? Ни в жизнь не поверю, что такой прожженный татарин, как ты, не засек приближение «юнкерсов»!

– Так, Юрий Филиппович, вы же сами говорили, что самолет не попадет бомбой в быстро движущуюся мишень, вот мы и начали гнать, как только заметили этих «лаптежников». А тут облом получился – на дороге пробка, вот и пришлось резко тормозить, а когда попытался свернуть, этот паркетник брюхом сел на маленький холмик; сами же видите, какие тут буераки!

Я не успел ответить Шерхану, так как в этот момент душераздирающий вой пикирующего «юнкерса» оборвался взрывом, а затем совсем недалеко от нас раздался такой страшный грохот, как будто какой-то гигантский молот со всего размаху долбанул по здоровенной железяке. Естественно, я выглянул из нашего своеобразного бруствера, чтобы разобраться, что же там происходит и кого на этот раз достала эта крылатая сволочь. В первую очередь я кинул взгляд в сторону КВ, но никаких изменений в их состоянии не разглядел – как стояло три танка, так и стоят неповрежденными, чего не скажешь о нескольких грузовиках, дымящихся неподалеку. Целехонек был и наш БТ-20, ближе всех расположенный к этим дымящимся полуторкам, и был не просто цел, а еще и продолжал вести интенсивный огонь по «юнкерсам». По самолетам стрелял и второй мой броневик, а вот трофейного грузовика с пленными, который должен был двигаться перед ним, я не увидел.

«А-а-а. гады, – завопило подсознание, – сволочи, уроды, накрыли мой трофей, да чтоб вам в гробу икалось!» Мою ярость на несправедливость судьбы успокоил Шерхан. Он тоже высунул голову из нашего убежища, но видимо, глядел совсем в другую сторону – как только я начал мысленно проклинать немецких пилотов, снайперски попавших бомбой в грузовик, Наиль возбужденно заорал:

– Товарищ комбриг, вон какая машина нам нужна, а не этот утюг на колесах, который сел на брюхо на первой же маленькой кочке. Вон ребята на трехоснике заехали в лес и сейчас, под защитой деревьев, лишь поплевывают, глядя, как нас тут валяют в грязи!

Я тут же обернулся в сторону, куда смотрел Шерхан, и – о счастье! – увидел трофейный грузовик «Хеншель-33». Он стоял меж двух разлапистых берез так, что немецкие летчики вряд ли могли его заметить. Сразу громадный груз свалился с души, ведь кроме моих ребят в кузове сидели пленные немецкие офицеры, включая двух генералов, и, что, может быть, еще важнее, там же лежал мешок, набитый секретными немецкими документами – только мельком взглянув на некоторые из них, я сразу же осознал всю их важность. А топографические карты, которые лежали в портфеле, отобранном у Гудериана, те вообще бесценны. Сам бывший обладатель этого портфеля сидел под персональной охраной Якута в бронеавтомобиле, отстреливающемся сейчас от немецких самолетов, и теперь его жизнь напрямую зависела от выучки его соотечественников; если они действительно асы, то четырем «юнкерсам» раздолбить наши два бронеавтомобиля особого труда не составит.

«Но что это? – подумал я. – Осталось только три самолета, и они, быстро набирая высоту, улетают на запад. Неужели решили не связываться с хотя и стоявшими неподвижно, но огрызающимися бронированными букашками? Но скорее всего, израсходовали уже весь свой смертоносный груз на бомбежку танков и автомобилей, горевших на дороге. Судя по тому, что взрывов авиабомб было не так уж и много, получалось, что за этот вылет они еще где-то успели попить русской крови, а может быть, и не один раз. У-у, гады, аукнутся вам наши слезы! Если два наших броневика смогли отбиться от четырех стервятников, угробив одного из них, то дайте только срок – и остальные бойцы Красной армии, получив такую же школу, как мои ребята, перестанут паниковать. И где тогда будут эти арийские выкормыши со своей хваленой выучкой и дисциплиной? Они даже не представляют, что может совершить русский солдат, когда он обстрелян, зол и кровно замотивирован защищать свою родину. Злости сейчас на этих, заливших кровью нашу землю, захватчиков и убийц, выше крыши, осталось только испытать свист пуль над головой, не сдрейфив при этом, и уж тогда погоним мы эту коричневую заразу обратно, прямо в ее Берлинское стойло».

Я уже собирался было вылезать из так удачно подвернувшегося нам овражка, но любопытство удержало меня. Я стал озираться, выискивая следы рухнувшего «юнкерса», ведь сильный взрыв неподалеку наверняка был следствием его столкновения с землей. Это любопытство, может быть, и спасло мне жизнь. Неожиданно из-за пригорка вынырнули два «мессера», они шли на бреющем полете и, еще не долетев до танков, начали долбить по дороге из всех стволов. Что творилось у грузовиков, не было видно из-за дыма, но по нам они прошлись хорошо: сначала целый сноп искр высекло из корпуса передового броневика, потом звуки раздираемого металла донеслись со стороны трофейного «опеля». Напоследок как будто заработал молот кузнечного цеха – это несколько пуль, а может быть, снарядов «эрликона» угодило в БА-10. Совершив этот коварный наскок, «мессершмиты» направились вслед за «юнкерсами». Наверное, они являлись истребительным сопровождением пикировщиков, заодно как шакалы добивали выживших и дезорганизованных прошедшей бомбардировкой красноармейцев.

В этот раз я решил пока не вылезать из убежища и еще несколько минут на всякий случай переждать в овраге, вдруг эта пара истребителей сделает круг и вернется продолжить свое черное дело. Единственное, что я сделал – вылез по склону оврага повыше и, находясь уже по пояс над поверхностью земли, начал изучать последствия воздушного налета. Мое беспокойство судьбой БА-10 сменилось радостью – он уцелел. Двигатель гудел, даже более того – крышка на башне откинулась, и из люка показалась голова командира бронеавтомобиля Ковалева. Он смотрел вслед улетающим «мессерам». Я крикнул сержанту, но несмотря на то что стало уже довольно тихо, а бронеавтомобиль стоял от нас не очень далеко, всего-то метрах в тридцати, Ковалев меня не услышал. Он продолжал смотреть в ту сторону, куда улетели вражеские самолеты.

Ну что же, негоже командиру отсиживаться в грязной яме, когда подчиненный находится на боевом посту, и я начал было вылезать из овражка, но был остановлен возгласом Шерхана:

– Товарищ комбриг, вам лицо вытереть бы, а то оно все окровавленное.

Дикое напряжение, в котором я находился во время авианалета, не дало почувствовать такую малость, как льющуюся из разбитого носа кровь. А Наиль молодец – понимает, что в таком виде появляться перед подчиненными командиру негоже. Пришлось обратно сползти по склону оврага; Шерхан же, наоборот, быстро из него выбрался и бросился к «опель-адмиралу». Через несколько минут он вернулся, неся в руке наш тревожный сидор, в котором было все для оказания первой медицинской помощи и принятия гигиенических процедур, включая чистое полотенце и две фляжки – с водой и спиртом. Полотенцем, смоченным сначала спиртом, а потом водой, Шерхан начал обрабатывать мою физиономию. Это заняло минуты три, и все это время Наиль материл немцев, угробивших нашу шикарную машину. Оказывается, в крыше лимузина теперь образовалось две дыры, но это ладно, главное, что пулеметная пуля попала и в моторный отсек, да так, что теперь шикарный «опель» можно было сдавать в металлолом.