Я даже поцеловать ее не успел, как джинния выплыла из моих рук, бросившись к своей сумке, а потом вручила подарок мне – роскошный мужской браслет из кожи и золота.

- Спасибо, родная. – Со всей благодарностью, я сжал ее в объятиях и все-таки получил долгожданный поцелуй. Удивительно, но с Нью-Йорка на них у нас вообще времени не было.

В главном доме стаи собралось немало гостей. Все хотели поприветствовать нового члена и заодно проверить, как же справился Альфа с такой тяжелой задачей, как подготовка к Рождеству. А справился он превосходно, переложив все эти дела на окружающих и одну особенно педантичную волчицу-джиннию. И вот благодаря ей, все стало идеально. Стол буквально ломился от угощений на любой вкус и цвет, а такой красоты стая не видела давно. Больше всех радовались дети, когда торжественно зажигались гирлянды в зале с великолепной, большой, пушистой елкой. Но я лишь представлял, как будет возмущаться Кэрри, когда утром рядом с деревом обнаружится бардак из чертовой кучи подарков.

И все прошло хорошо, мы отдыхали, пели песни и танцевали почти всю ночь. Кэрри даже спокойно перенесла то, что мы остались ночевать в клане, ведь ей никто не давал скучать, и расходиться не хотелось. А может дело было в том, что я просто утянул ее в какой-то момент за собой, чтобы вручить еще один подарок – праздничную веселую пижамку с ёжиком. И кстати, себе я купил похожую.

А утром… Утром действительно весь большой зал оказался завален подарками, которыми швырялись в остальных, пока искали свои. Даже возле нас к концу этого безумия было по целой куче, которые мы дружно открывали, рассевшись кто где мог, причем прямо в пижамах. Благодаря моей занозе у стаи получился уютный, домашний праздник для одной большой семьи. Но для меня самым ценным было, что Кэрри светилась от радости, украдкой смахивая слезы счастья. Ее приняли и относились как к родной.

Но как бы незаметно не пролетали праздничные дни, у меня был повод для волнения – первое обращение Кэрри. Я не знал, смогу ли пережить его и не сойти с ума. Потому что это больно, это сложно и непредсказуемо. И хоть я тихонько подготавливал Кэрри, сам готов не был, ведь она уже задала один не маловажный вопрос: сможет ли она управлять своими сущностями. Для меня вопрос же стоял даже не в управлении. Мне было важно, чтобы она меня понимала, не ушла и не решила остаться в волчьем облике. А такое с обращенными случалось часто. Но несмотря на то, что мне хотели помочь с некоторыми моментами, например, показать Кэрри как обращаться и возвращаться, и просто понаблюдать, чтобы все прошло гладко, я отказался. Мы должны были пройти этот путь вместе от и до. Я даже сам подготовил небольшой домик на территории стаи, чтобы нам никто не мешал и не смущал клубничку. На территории все равно кто-то остался следить за порядком, и чтобы наша джинния не убежала, но, по крайней мере, в доме в назначенный час мы оказались одни.

- Сними всю одежду. – У меня в горле как будто пересохло, но я ободряюще погладил Кэрри по щекам. Не только из-за непрекращающегося волнения, но и из-за того, что все еще держался от ванильки на расстоянии, а это первый раз, когда я ее увижу без одежды после Нью-Йорка.

Кэрри волновалась не меньше, но послушалась, потому что мы уже много раз обговаривали каждое действие, включая то, что она спокойно завернется в одеяло у камина на полу, чтобы не замерзать в последние минуты.

- Мне страшно. – Прошептала она, сев на колени.

- Мне тоже, любимая.

- Я это чувствую. – Ванилька зажмурилась. Каким-то чудом ее природный дар все еще оставался с ней, хотя Кэрри уже успела мне рассказать, что он не такой сильный, и теперь им легче управлять.

- Прости, ничего не могу с собой поделать.

- Это очень больно? – в сотый раз прозвучал вопрос, на который я устал отвечать.

Потому что больно и сильно, и никакие уверения, что к этому привыкаешь, забываешь, и что все проходит, тут не помогут. На это нужно время. А до этого остается только терпеть. Даже утешение, что я буду рядом, было не к месту, хотя Кэрри и так знала, что одна не останется.

Когда началось обращение, Кэрри вскрикнула от боли, а из любимых глаз брызнули слезы, но я ничем не мог помочь, хотя мое сердце разрывалось. Эта тупая безысходность убивала. С каждой секундой, с каждой слезинкой, я как будто умирал, но мог только смотреть, как ее буквально выкручивает, и шептать, чтобы потерпела. И пошевелиться смог тогда, когда передо мной встала, опустив голову и жалобно поскуливая, белая волчица, чья шерстка слегка отдавала золотом. А после Кэрри сразу легла, свернувшись комочком и скулить не переставала. Опустившись перед ней на колени, я без устали повторял, какая она умница и красавица, и как я сильно ей горжусь и люблю. И все гладил, и гладил мягкий нежный мех, не зная, понимает ли золотце меня и ответит ли хоть как-то.

Спустя мучительно долгие минуты, за которые я действительно чуть не сошел с ума, волчица затихла и подняла голову, садясь, но ничего понять по мордочке мне не удавалось. А я, на минуточку, с волками всю свою жизнь и прекрасно разбираюсь в их мимике.

- Хорошая моя, - я зарылся лицом в теплую шею. Волчица извернулась и лизнула меня в нос, а мне стало гораздо легче. – Тебе лучше? Пойдем гулять? – лапкой Кэрри тронула мое колено, а потом и вовсе встала, таким образом отвечая на вопрос.

Большего не требовалось. Быстро раздевшись, я вместе с волчицей подошел к двери и выпустил ее на улицу, оставив кое-что очень важное на крыльце, чтобы в следующий момент обратиться самому.

Сначала робко, почти как ребенок, белая волчица ступала по земле, но каждый шаг становился все более уверенным. Кэрри начала осознавать эту свободу волков, как будто с нее сняли оковы. И я шел рядом до тех пор, пока она не освоилась, а после