Итак, на советском направлении замыслы Багрянова полностью провалились, и не по его вине. Однако оставался «англосаксонский фронт», и тут шансы были куда выше. Как ни прогермански был настроен глава МИД, он, повторюсь, не был оголтелым сторонником Рейха. Так что 21 июня (что «красные» обманывают, еще не было известно) премьер и Драганов встретились с одним из самых рьяных «англофилов» Софии — экс-спикером Стоилом Мошановым, попросив его съездить в Анкару и по-приятельски сообщить Джереми Хьюгсону, английскому послу в Турции, что с «красными» в принципе договорено и Болгария готова выйти из войны. Подумав, г-н Мошанов дал согласие, однако через пару дней стало ясно, что партизаны слова не сдержали, и затею решили отложить.

К идее вернулись через месяц, после покушения на фюрера, прибавившего дальновидным людям понимания, что как Рейх ни брыкайся, а Гитлер всё равно капут. На сей раз предложение конкретизировали: г-н Мошанов отвез в Анкару предложение заключить мир с USAUK «хотя бы и ценой капитуляции, а если необходимо, даже удара по частям вермахта в Болгарии». Сэры, выслушав ходока предельно внимательно, пообещали обдумать и дать ответ.

А тем временем в Софии бурно заволновалась «несистемная оппозиция», 6 августа совершенно открыто собравшись на Великий Хурал и приняв так называемую «Декларацию тринадцати» — всех «приличных» полулегальных партий плюс (четыре подписи из «чертовой дюжины», включая двух коммунистов] Отечественного Фронта. Требования: разрыв с Рейхом и восстановление конституционного режима. Ничего больше, и Багрянов намекает, что можно решать.

И вновь ломает игру Москва. В Кремле теперь совсем иные планы на балканском направлении: если еще за полгода до того, когда сэры планировали десант, на компромиссе с «буржуазными попутчиками» Кремль даже настаивал, то сейчас всё переиграно. ЦК опять получает втык, и нелегалы отзывают подписи, опубликовав документ под названием «Предупреждение» — по сути, хотя и в мягкой форме, всё то же «кто не с нами, тот против нас».

Тем не менее Багрянов и Драганов ведут свою линию. Найдя понимание у одного из регентов, князя Кирилла, и уже не обращая внимания на кровопролитие в горах (Генштаб премьера попросту «имеет это в виду»), они 15 августа официально заявляют, что «период близких контактов с Берлином прошел», а 17 августа на сессии парламента премьер предельно конкретно выступает за «ликвидацию во внешней политике всего, что не отвечает миролюбию нашего народа...».

Вообще-то свобода слова в Народном собрании была достаточно широка, но так откровенно, с полным попранием принятых по умолчанию правил, да еще из первых уст эта мысль прозвучала впервые за шесть лет. «Филовцы» пытались свистеть, Цанков, как вспоминают очевидцы, «вышел из себя и брызгал на трибуне слюной», — и тем не менее 22 августа депутаты приступили к обсуждению отмены «еврейских ограничений», по ходу восстановив на посту вице-спикера — опального Димитра Пешева, а вечером того же дня Стоил Мошанов выехал в Турцию.

Казалось бы, что-то получается. Эмиссара Софии в Анкаре приняли, посадили в самолет и отправили в Каир, к руководству. Однако там дела пошли плохо. Посланец, правда, пообщался и согласовал позиции с д-ром Димитровым (Гемето), официальным главой «проанглийской» эмиграции, но д-р Гемето ничего не решал, а сэры, несколько дней потянув, прервали переговоры, пояснив, что «к сожалению, г-н Мошанов как лицо, уполномоченное правительством, не является приемлемым для СССР».

И вот это был уже не просто облом, а всем обломам облом. «Когда я соглашался на предложение Багрянова, — пишет Стоил Мошанов в мемуарах, — мне и в голову не могло прийти, что мою миссию воспримут как недружественный акт в отношении СССР и сочтут нежелательной. Только в ходе последней встречи с Джексоном — 1 сентября — я, к сожалению слишком поздно, осознал, что англичане в прямых контактах не заинтересованы и, что касается Болгарии, переговоры по общему перемирию будут вестись в Москве...»

Таким образом, обрушился и второй опорный столб «доктрины Багрянова», и всё по той же причине. Если еще менее года назад Лондон стремился по итогам войны взять под себя Балканы целиком, то теперь, учитывая успехи СССР на Восточном фронте, союзники приняли решение пойти навстречу Москве, уже куда как ясно давшей понять, что она твердо намерена включить Болгарию в зону своих интересов (конечно, отторговав взамен более важные для себя регионы, в первую очередь — Грецию).

В итоге (поскольку, не глядя на просьбу Софии о «строжайшей тайне», союзники уведомляли Москву обо всем происходящем) 20 августа, еще до отъезда Мошанова в Анкару, тов. Димитров отправил ЦК инструкцию: впредь исходить из того, что Багрянов — враг. Ибо (такое прозвучало впервые, раньше писали только про Гитлера) «готов продать Болгарию международному капиталу». И строжайшее указание: никакого участия в «правительственных комбинациях», то есть никаких коалиций ни с кем, кто бы ни предлагал. Любой кабинет, составленный не по «красным» спискам, «является негативным явлением и должен быть свергнут силами НОПА».

В скобках. Насчет «сил НОПА» — это, конечно, для красоты. Не те были силы, чтобы кого-то свергать, и официальные цифры историков недалекого будущего — до тридцати тысяч бойцов плюс до двухсот тысяч «ятаков», видимо, все-таки надо делить на десять. Это совпадает с данными из записки Добри Терпешева: «три тысячи бойцов и примерно 20 тысяч сочувствующих» и подтверждается масштабами войны в горах, где самые грандиозные «бои» и «сражения» были всё равно малочисленными, а успехи сводились в основном к захвату сел, митингам там, сожжению архивов и расправам с «пособниками фашистов».

Но всё это чепуха. Агитация и пропаганда. А вся фишка в том, что реальная ставка делалась вовсе не на «силы НОПА», но на появление Красной армии, которую после 24 августа — переворота в Бухаресте и свержения Антонеску — ожидали со дня на день.

ОПОЗДАВШИЕ К ЛЕТУ

Всё стало понятно, и Багрянов всё понимал правильно. Он делал всё, что мог, и делал искренне (даже на суде это было признано), но его «крыша», князь Кирилл, против Филова был слаб, да и вообще на этой стадии спектакля Болгария была статистом без реплик. 24 августа в кабинет к премьеру открыто, без приглашения и уже без посредников, явилась делегация «красных», предложившая немедленно сдать власть Отечественному Фронту, тем самым «частично искупив вину перед народом».

Премьер ответил вопросом: в курсе ли господа-товарищи, что он просто не вправе это сделать, потому что правительство назначают регенты, а его указ на эту тему никому не указ? И — отказался. Но полиции, ввалившейся арестовывать «бандитов», велел идти прочь и в тот же день сообщил