— Я буду жить».

* * *

Служанка принесла закрытое блюдо. Она держала его высоко над головой, как это было у них заведено, так что ее дыхание не загрязняло пищу. Она стала на колени и поставила его на обеденный столик перед Блэксорном. На другом маленьком столике были чашки и палочки для еды, чашки для саке и салфетки, изящный букет цветов. Фудзико и Марико сидели перед ним. В волосах у них были цветы и серебряные гребни. Кимоно Фудзико было с зелеными рыбками на белом фоне, оби золотистого цвета. Марико надела черное с красным узором из тонких серебристых хризантем и оби в красную с серебристым шахматную клетку. Обе, как всегда, надушились. Для отпугивания ночных насекомых зажгли курильницу с благовониями.

Блэксорн имел достаточно времени, чтобы успокоиться. Он знал, что любое выражение неудовольствия с его стороны нарушит очарование этого вечера. «Если бы можно было ловить фазанов, все пошло бы по-другому», — подумал он. У него была лошадь и ружья, можно было бы охотиться и самому, если бы только было время.

Фудзико наклонилась и сняла крышку. Маленькие кусочки жареного мяса имели весьма привлекательный вид. У Блэксорна от запаха потекли слюнки.

Он медленно взял кусочек мяса палочками для еды, стараясь не уронить, и начал жевать мякоть. Она была жесткая и сухая, но он так давно обходился без мяса, что оно показалось ему превосходным. Еще один кусок. Он вздохнул с удовольствием:

«Иси-бан, иси-бан, ей-богу!»

Фудзико покраснела и налила ему саке, стараясь спрятать лицо. Марико обмахивалась малиновым веером, украшенным изображениями стрекоз. Блэксорн большими глотками выпил вино и съел еще один кусок, налил еще и по ритуалу предложил свою полную чашку Фудзико. Она отказалась, также по обычаю, но сегодня он настоял, поэтому она осушила чашку, слегка поперхнувшись. Марико также отказывалась и также была вынуждена выпить. Потом он опять приступил к фазану, пытаясь есть такими маленькими кусочками, какие только мог отрезать. Женщины едва притронулись к своим маленьким порциям овощей и рыбы. Это не удивило его, так как, по обычаю, женщины ели до или после мужчин, так чтобы за ужином все внимание можно было уделять только хозяину.

Он съел всего фазана и три чашки риса и прихлебнул еще саке, что тоже считалось признаком хорошего воспитания. Он утолил свой голод впервые за несколько месяцев. Во время еды он покончил с шестью бутылочками горячего вина, Марико и Фудзико поделили между собой две. Теперь они раскраснелись и хихикали с глупым видом.

Марико засмеялась и прикрыла рот ладонью: — Я бы хотела уметь пить саке как вы, Анджин-сан. Вы пьете саке лучше всех, кого я знаю. Я держу пари, что вы могли бы выпить больше всех в Идзу! Я могла бы выиграть на вас кучу денег!

— Я думал, самураи не любят такие игры.

— О, да, не любят, абсолютно точно, они же не купцы или крестьяне. Но не все самураи таковы и многие, как вы говорите, многие держат пари как южные вар… как португальцы.

— Женщины тоже держат пари?

— О, да, очень многие. Но только между собой и с другими госпожами и всегда так, чтобы не узнали их мужья! — она весело перевела все это Фудзико, которая еще больше раскраснелась.

— Ваша наложница спрашивает, англичане тоже заключают пари? Вам нравится спорить?

— Это наше национальное развлечение, — и он рассказал им о скачках, кеглях, травле быков собаками, охоте на зайцев с собаками, охоте с гончими и с хищными птицами, новых театральных группах и каперских свидетельствах, стрельбе, метании стрел, лотереях, кулачных боях, картах, борьбе, игре в кости, шашки, домино и времени ярмарок, когда ставишь фартинг на число и заключаешь пари с колесом удачи.

— Но где вы находите время на жизнь, войну, на любовь? — спросила Фудзико.

— Ну, для этого всегда есть время, — их глаза на мгновение встретились, но он не смог прочитать в них ничего, кроме счастья и, может быть, небольшого опьянения.

Марико попросила его спеть матросскую песню для Фудзико, он спел, и они похвалили и сказали, что это самое лучшее из всего, что они когда-либо слышали.

— Выпейте еще саке!

— О, вы не должны наливать, Анджин-сан, это женская обязанность, разве я вам не говорила?

— Да. Налейте еще, дозо.

— Я лучше не буду. Я думаю, я свалюсь, — Марико усиленно заработала веером, и поток ветра разрушил ее безукоризненную прическу.

— У вас красивые уши, — заметил он.

— У вас тоже. Мы с Фудзико-сан думаем, что ваш нос тоже совершенен, достоин дайме.

Он ухмыльнулся и ловко поклонился им. Они поклонились в ответ. Складки кимоно Марико слегка отошли на шее, обнажив край алого нижнего кимоно и натянувшись на груди, это сильно возбудило его.

— Саке, Анджин-сан?

Он протянул чашку, его пальцы не дрожали. Она наливала, глядя на чашку, сосредоточенно высунув кончик языка между губ.

Фудзико тоже неохотно взяла чашку, хотя и сказала, что уже не чувствует ног. Ее тихая меланхолия в этот вечер исчезла, и она опять казалась совсем юной. Блэксорн заметил, что она не так безобразна, как он считал раньше.

* * *

Голова Дзозена гудела. Не от саке, а от той невероятной военной стратегии, которую так открыто описывали ему Ябу, Оми и Игураши. Только Нага, второй командир, сын заклятого врага, не сказал ничего и весь вечер оставался холодным, высокомерным, жестким, выделяясь характерным для семьи Торанаги крупным носом на худом лице.

— Удивительно, Ябу-сама, — сказал Дзозен. — Теперь я понимаю причину такой секретности. Мой господин оценит это. Мудро, очень мудро. А вы, Нага-сан, весь вечер молчите. Мне интересно и ваше мнение.

— Мой отец считает, что необходимо учитывать все военные возможности, Дзозен-сан, — ответил молодой человек.

— А ваше личное мнение?

— Я послан сюда только повиноваться, наблюдать, слушать, и учиться. Не высказывая своего мнения.

— Но как второй командир — я бы сказал, как знаменитый заместитель командира — вы считаете, что этот эксперимент получился удачным?

— На это вам могут ответить Ябу-сама или Оми-сан. Или мой отец.

— Но Ябу-сама сказал, что сегодня вечером каждый может говорить свободно. Что здесь скрывать? Мы же все друзья, не так ли? Сын такого знаменитого отца должен иметь и свое мнение. Да?

Глаза Наги насмешливо сузились, но он ничего не ответил.

— Можно говорить свободно, Нага-сан, — сказал Ябу. — Что вы думаете?

— Я думаю, что при неожиданности эта идея позволит выиграть одну схватку или, может быть, одну серьезную битву. Учитывая внезапность. Но потом? — голос Наги стал ледяным. — Потом все стороны станут использовать ту же тактику и бессмысленно погибнет огромное количество воинов, подло убитых людьми, которые даже не знают, кого они убивают. Сомневаюсь, что мой отец на самом деле одобрит их использование в настоящей битве.