Она замолчала.

— Он сказал, что вернется домой, — сказала она.

Голос ее звучал все неувереннее и неувереннее.

— Он сказал, что вернется домой, когда снова сможет быть веселым.

Джон вдруг скривился, будто его пронзила острая боль. Он перешел через двор и взял Эстер за руку.

— Пойди, посиди с Мэри Эшмол, — распорядился он.

— Почему?

— Я просто собираюсь осмотреться в округе, вот и все.

— Ты пойдешь на озеро, — сказала она безжизненным голосом.

— Да. Я собираюсь проверить, привязал ли он лодку, на месте ли весла. Тогда мы поймем, причалил ли он к берегу, произошел ли с ним несчастный случай, или он просто передумал возвращаться домой.

— Я тоже пойду, — сказала Эстер.

Джон понял, что невозможно заставить Эстер сидеть дома, и пошел к аллее. Эстер шла рядом.

Даже осенью фруктовый сад был слишком густым, так что увидеть озеро с главной аллеи было невозможно. Эстер и Джону пришлось сначала повернуть от каштановых деревьев к тропинке, что вела в западном направлении, прежде чем они смогли увидеть непотревоженную, оловянную поверхность воды.

Вокруг было очень тихо. При звуке их шагов с кромки воды взлетела цапля и, хлопая крыльями, полетела прочь. Ее нелепо длинные ноги волочились по воде, а длинная шея при каждом энергичном взмахе крыльев работала, как ручка от насоса. Поверхность озера была гладкой, как зеркало, отражающее голубое небо. Ничто не тревожило ее, только кое-где над самой водой толклась мошкара и время от времени расходились круги от играющей рыбы. Лодка дрейфовала на середине озера, весла были подняты, носовой фалинь волочился в воде, связывая лодку наверху с ее отражением, покачивающимся внизу.

На мгновение Эстер подумала, что Джонни уснул в лодке, свернулся, поджав длинные ноги на дне маленькой гребной лодочки, и что, когда они окликнут его по имени, он сядет, протрет глаза и посмеется собственному безрассудству. Но лодка была пуста.

Джон приостановился, потом прошел вдоль небольшого причала и посмотрел в воду. Он увидел только зеленые водоросли и блеснувшую форель, больше ничего. Он повернулся и уверенным шагом направился к дому.

— Что ты думаешь? Что ты делаешь?

Эстер оторвала взгляд от неподвижной лодки и мирной водной глади и пошла за ним.

— Ты куда, Джон?

— Хочу взять багор и подтянуть лодку к берегу, — сказал он, не замедляя шаг. — Потом я собираюсь взять шест и проверить дно озера. Потом мне, может быть, придется взять сеть, а потом, может быть, осушить озеро.

— Зачем? — воскликнула она. — Почему? Что ты такое говоришь?

Он не остановился, не повернул головы.

— Эстер, ты знаешь почему.

— Нет, — настаивала она.

— Жди меня дома, — сказал он. — Пойди посиди с Мэри Эшмол. Я приду и все тебе скажу, как только узнаю.

— Что? Что узнаешь? — настаивала она. — Что ты мне скажешь?

Они дошли до террасы. Там их поджидала Мэри Эшмол. Джон посмотрел на нее, и она отшатнулась от мрачной жестокости, написанной на его лице.

— Уведите Эстер в дом, — твердо сказал он. — Я приду за ней, как только узнаю, где Джонни.

— Но ты же не собираешься искать его в озере? — спросила Эстер.

Она засмеялась странным невеселым смехом.

— Ты же не думаешь, что он выпал из лодки?!

Он не ответил ей. Все той же усталой походкой он пошел, склонив голову, на конный двор. Мэри и Эстер услышали, как он позвал конюха, и в абсолютном молчании ждали, пока те двое не показались на аллее снова. Джон нес длинный шест для обрезания деревьев с кривым ножом на конце. Конюх нес сеть, которой они обычно закрепляли горшки в повозке. Ещё у него в руках был моток веревки.

Мэри Эшмол протянула руку и положила ее на ледяную руку Эстер.

— Держитесь, моя дорогая, — неубедительно проговорила она.

Джон промаршировал к озеру, как будто ему там предстояло выполнить неприятную и тяжелую, но важную работу по саду, к примеру, подстричь живые изгороди или выкопать канаву. Подручный конюха только раз искоса глянул на его суровый профиль и ничего не сказал.

Джон подошел к самой оконечности причала и протянул к лодке шест с крючком на конце. Лезвие почти дотянулось до фалиня, и со второй попытки Джон смог подтянуть конец к себе.

— Жди здесь, — сказал он помощнику и вошел в лодку.

Он выгреб на середину озера, там поднял весла в лодку, а сам стал смотреть вниз. Очень бережно, с огромной тщательностью он перевернул свой шест ножом вверх и опустил его в воду, стараясь прощупать дно. Ничего не обнаружив, он сделал гребок в сторону и повторил весь процесс, расширяя круг.

Паренек-помощник, который сначала был охвачен ужасом от такой работы, скоро заскучал и начал беспокойно ерзать, но ничто не могло нарушить напряженную сосредоточенность Джона. Он не думал о том, что может обнаружить. Он даже не думал о том, что, собственно, он делает. Он просто заканчивал круг, потом сдвигал лодку и расширял исследуемую площадь, будто выполняя некое духовное упражнение, как католик, перебирающий четки, будто то, что он делал, могло каким-то образом отогнать беду. Будто выполняемое действие само по себе не несло никакого смысла, но тем не менее его следовало выполнить в качестве охраняющей предосторожности.

Снова и снова он делал гребок, потом осторожно опускал в воду свой шест. Где-то в глубине души он не переставал надеяться, что вот-вот Джонни окажется дома после ночной гулянки в Сити, или вскоре принесут записку от его сестры, в которой будет сказано, что он вдруг решил навестить ее дом, или он появится со старым другом по проигранной битве при Вустере. Было так много других объяснений, гораздо более вероятных, нежели то, из-за которого Джон прочесывал воды озера, не позволяя себе думать о том, что делает, отгораживаясь от беспокойства, находя даже удовольствие в гребле и движении мокрой рукояти шеста.

Когда Джон осторожным прикосновением шеста нащупал что-то, он пережил мгновение тихого сожаления, что придется прерваться, что теперь придется заняться чем-то другим. Очень аккуратно, с бесконечной бережностью он снова прощупал дно и почувствовал, что предмет на дне перекатывается, передвигается с места на место.

— Мешок с тряпками, — прошептал он себе под нос, пытаясь определить размер и вес находки. — Выкинули старый хлам, — пытался он уверить себя.

Он повернулся к парню.

— Брось мне веревку, — сказал Джон.

Голос его звучал спокойно и уверенно.

Конюх, ссутулившийся на причале, вскочил на ноги и неопытной рукой попытался докинуть веревку до Джона. В первый раз она упала в воду и забрызгала его, но на второй раз парень угодил мокрой веревкой прямо в Джона.