Я, надо полагать, вздрогнул, однако правитель не обратил на это ни малейшего внимания: он уже отдавал слуге распоряжение доставить упомянутую диковинку в зал.

Пока я гадал, что за чудо способно возбудить тепули старого, все на свете видавшего развратника, приказ был исполнен.

– Смотри, воитель Микстли, – молвил Ауицотль. – Вот они.

Я поднял свой топаз.

Передо мной стояли две на первый взгляд ничем не примечательные и уж всяко не чудовищного обличья девушки. Необычные разве что тем, что были близняшками, совершенно одинаковыми с виду. Им можно было дать лет по четырнадцать, и, судя по тому как обе безмятежно жевали смолу, они принадлежали к племени ольмеков. Девицы стояли рядышком вполоборота, обняв друг друга за плечи. Мне показалось несколько странным, что на двоих у них имелось только одно покрывало, в которое сестры были замотаны с ног до головы.

– Девушек еще не показывали публике, – сказал Ауицотль, – потому что наши придворные портнихи не успели сшить для них одежду. Тут нужен особенный покрой. – И с этими словами он велел слуге снять с них покрывало.

Когда приказ был исполнен и я увидел девушек обнаженными, у меня просто глаза на лоб полезли. Сестры оказались не просто близняшками, а они, видимо, еще в материнском чреве срослись вместе. От подмышек и до бедер они были соединены настолько плотно, что могли стоять, сидеть, ходить или лежать только вместе. На какой-то момент мне показалось, что у девушек на двоих три груди, но, подойдя поближе, я увидел, что средняя представляет собой две обычные груди, прижатые друг к другу. Я мог разделить их рукой. Итак, у девушек имелось четыре груди спереди и два комплекта ягодиц сзади. Если бы не их тупые, бессмысленные лица, в сестрах не было бы ничего ненормального, за исключением того, что они срослись.

– А нельзя ли их разделить? – поинтересовался я. – У каждой остался бы шрам, но зато обе стали бы нормальными и каждая бы жила сама по себе.

– А зачем? – пробурчал Ауицотль. – Какой вообще может быть толк от двух тупо жующих циктли безмозглых женщин из племени ольмеков? Вместе они представляют собой ценную диковинку и могут вести праздную, приятную жизнь в качестве текуани. Ну и кроме того, наши целители пришли к выводу, что разделить девушек нельзя: они связаны не просто участком плоти, внутри находятся общие кровеносные сосуды. Но – и это должно прельстить старого Йокуингаре, – у каждой девушки есть своя тепили, и они обе девственницы.

– Жаль, что они некрасивы, – промолвил я, размышляя вслух. – Но ты прав, мой господин. Их необычность и новизна с лихвой возместят этот недостаток. – Я обратился к близнецам: – У вас есть имена? Вы умеете говорить?

Они ответили на языке коатликамак и почти в унисон:

– Я Левая.

– Я Правая.

– Мы собирались представить их публике как Женщину-Пару, – сказал Ауицотль. – Ну что-то вроде шутливого воплощения Божественной Четы. Понимаешь?

– Полагаю, что этот необычный дар действительно сможет расположить к нам ундакуари, так что я охотно возьмусь его доставить. Всего лишь один совет, мой господин: чтобы придать девушкам большую привлекательность, вели обстричь их налысо и сбрить брови. У пуремпече так принято.

– Необычная мода, – задумчиво произнес Ауицотль. – Пожалуй, если в сестрах и есть что-то привлекательное, так это волосы. Но раз так надо, волосы сбреют. Будь готов отправиться в путь, как только швеи закончат их наряд.

– Повинуюсь, владыка Глашатай. Очень надеюсь, что при дворе появление этой необычной пары вызовет такой переполох, что мне в суматохе удастся стащить хоть какое-нибудь оружие из редкого металла.

– Просто надеяться мало, – заметил Ауицотль. – Ты должен позаботиться об этом.

– Ах, бедные дети! – воскликнула Цьянья, когда я познакомил ее с Женщиной-Парой.

Я поразился сострадательности своей жены. Все прочие, едва завидев Левую и Правую, либо таращились, разинув рот, либо непристойно ржали; попадались и такие, кто вроде Ауицотля считал девушек выгодным товаром наподобие какого-нибудь диковинного животного. Но Цьянья по-матерински нежно относилась к девушкам на протяжении всего пути в Цинцинцани и всячески заверяла их – как будто у сестриц было достаточно мозгов, чтобы понимать это, – что впереди их ждет новая, чудесная, просто роскошная жизнь. Впрочем, в этом была доля правды: жить в относительной свободе и довольстве дворца, пусть и служа при этом для удовлетворения похоти старца, всяко лучше, чем сидеть в клетке на потеху зевакам.

Цьянья отправилась со мной, поскольку, едва услышав о необычном задании, заявила, что хочет меня сопровождать. Сначала я наотрез отказался взять жену с собой, ибо понимал, что никто из моих спутников не проживет и мгновения, если меня (а скорее всего, так и случится) схватят при попытке стянуть изделие из священного металла. Но жена убедила меня в том, что если усыпить подозрения нашего хозяина заранее, то мне будет легче незаметно подобраться к оружию и завладеть им.

– А что выглядит менее подозрительным, – спросила она, – чем муж и жена, путешествующие вместе? Цаа, мне так хочется увидеть Мичоакан.

Надо заметить, что идея совместного путешествия мужа и жены и впрямь сослужила нам некоторую службу, хотя и не совсем такую, на какую рассчитывала Цьянья. Дело в том, что в глазах похотливых, распущенных пуремпече то, что я путешествую с обычной женщиной, да еще и с собственной женой, характеризовало меня как личность вялую, апатичную и лишенную всякого воображения, а стало быть, совершенно неспособную решиться на столь дерзкий и опасный поступок, как похищение священного оружия. Так или иначе, я согласился взять с собой Цьянью, и она стала готовиться в дорогу.

Как только близнецы были готовы, Ауицотль послал за мной. Увидев девиц обритыми, я – аййа! – пришел в ужас. Без волос их головы походили на обнаженные груди, и я засомневался, не сделал ли своим советом только хуже. Может быть, лысая голова и считается у пуремпече красивой, но лысая остроконечная голова? Впрочем, ничего изменить уже все равно было нельзя.

Вдобавок в самый последний момент вдруг выяснилось, что обычные носилки для Левой и Правой не годятся, так что с учетом их особенностей пришлось срочно изготавливать новые. Это задержало нас еще на несколько дней, однако Ауицотль приказал не скупиться, так что, когда все наконец было готово, в путь выступила весьма внушительная процессия.

Два дворцовых стражника шагали впереди, нарочито демонстрируя всем, что при них не имеется никакого оружия, но я-то знал, что оба были мастерами рукопашного боя. Я не нес ничего, кроме щита с символами воителя-Орла и рекомендательного письма, подписанного юй-тлатоани Ауицотлем. Вышагивая рядом с креслом жены, которое тащили четверо носильщиков, я играл роль мужа, полностью находящегося во власти чар своей супруги. Позади нас восемь носильщиков тащили носилки с близнецами, рядом шли их напарники: чтобы нести двойную ношу, им приходилось часто меняться. Это специально изготовленное для сестер сооружение представляло собой не просто переносное сиденье, но своего рода домик на шестах с крышей наверху и занавесками по бокам. Замыкали процессию многочисленные рабы, нагруженные тюками и корзинами с провизией.