В этом году ему, наконец, удалось закрыть свою предпринимательскую деятельность, которой он не занимался двенадцать лет. Эта задержка была вызвано необоснованным требованием Пенсионного фонда уплатить многотысячную задолженность, якобы образовавшуюся из-за неуплаты авансовых платежей, и это при отсутствии какой-либо деятельности вообще. Но здравый смысл через несколько лет всё же восторжествовал.

Все майские дни Платон по-прежнему столярничал, обивая вагонкой веранду. В саду и огороде всё ещё было очень сыро, но вместе с тем вся территория участка была вычищена от сухих листьев ещё осенью. Но летом эта работа из-за других дел несколько застопорилась. Но всё равно, всё своё свободное время Платон столярничал на веранде и к окончанию сезона закончил эту свою хоть и очень трудоёмкую, но зато и интересную работу.

А из детей его посещал на даче лишь Данила со своей семьёй. В первое же его посещение отметили завершение им и его женой Александрой института и блестящую защиту Даниилом дипломного проекта.

– «Поздравляю, заяц! – начал Платон – А ведь дипломированный заяц – это кролик!» – неожиданно завершил он тост за долгожданный успех сына.

В эти посещения Платон наигрался только с внуком Мишей.

Данила этим летом почему-то не поддержал отца.

Ксения же компанию мужу в спорте составляла лишь изредка, занимаясь или дизайнерским творчеством, или праздным времяпровождением. Платон заметил, что жена теперь пила пиво, как горячий чай, а чай сосала, как пивко – сидя перед телевизором на диване, и поджав ножки.

При этом она иногда досаждала мужу разговорами и обсуждением своих прежних подруг.

Выслушав последние новости о семье Палевых, Платон не удержался от комментария:

– «Да брось ты! Они наверняка спят теперь раздельно! Он ждёт во сне Белоснежку, а она – семь гномов!».

Пытаясь хоть как-то в ответ уесть мужа, Ксения не нашла ничего другого, как обвинить мужа в… худости его рук.

– «Ну, и что, что руки худые? Зато они жилистые и перемещаются с такой скоростью, что ты и глазом не успеешь моргнуть, как он у тебя будет выбит!» – быстро нашёлся он.

Тут же Платон вспомнил, как этой весной ему впервые в жизни пришлось использовать быстроту своих рук, чтобы одним резким ударом левой рукой, с ещё не полностью сжатой в кулак ладонью, сбить с ног зарвавшегося хулигана, но ценой получения перелома сустава основания безымянного пальца, попавшего хулигану точно в лоб над переносицей. Именно наложенный гипс долгое время и не давал Платону возможность поковыряться в земле.

После отпуска он продолжал по утрам будних дней ездить на работу на электричке. Чаще ему удавалось, хоть и не сразу, но всё же сесть.

Как-то сидящий у самого прохода Платон, стараясь всё же сохранить приличия, обратился к стоявшему к нему вплотную несколько развязному полному молодому человеку, надоевшему ему своим вертлявым задом:

– «Молодой человек! А Вы не моли бы свою… 3D убрать от моего лица?».

Но убирать с глаз Платона этим летом пришлось и председателя Правления их СНКТ. Проворовавшуюся Марину Николаевну на этом соблазнительном посту, но пока лишь в качестве исполняющего обязанности, сменил давний приятель Платона – его угловой сосед по даче Сергей Вячеславович Капин. Но это назначение почему-то не одобрила Ксения.

– «У него манеры, как у… деревенской козы!» – прокомментировала она его культуру.

– «Да что ты?! Тебе показалось. Я его знаю с детства. Его наносная грубость и некоторая показная развязность компенсируются его добрым сердцем порядочного человека!» – не согласился с женою Платон, тут же просвещая её, не дав упасть популярности своего приятеля.

Но этим летом почему-то резко упала популярность дачного футбола. Их футбольное поле иногда пустовало, хотя после частых дождей оно быстро высыхало. Но, несмотря на меньшее количество игр, Платон в этом году почему-то стал забивать больше голов. Теперь он всегда играл лишь на острие атаки, «на пятачке», частенько в одно касание переводя пасы партнёров в ворота соперников. Как и все, начав играть лишь с июля, к концу августа на счету «Дяди Платона» было рекордное количество голов и голевых пасов: 204 и 93 соответственно, забитых всего за 24 игровых дня!

В начале сентября Платону неожиданно опять позвонил Сталев. Поинтересовавшись его новостями, кратко просветив о своих, Александр Михайлович закончил разговор опять нудным и лицемерным пожеланием как-нибудь встретиться. На что Платон теперь уже жёстче предложил:

– «Ну, как напишешь свои воспоминания, так и встретимся!».

Отношения Платона и Сталева стали, как у глухого со слепым. Один, Сталев, не слышал, или не хотел слышать, что его просил и что ему неоднократно предлагал бывший школьный товарищ. Другой, Платон, не видел, или не хотел видеть, что тот его не слышит. Зато он увидел другое.

В утренней электричке музыкальные трели мобильников теперь изредка разбавлялись ранними песнями элекстрелей. А сидевшие с закрытыми глазами и с заткнутыми наушниками ушами плебёныши так и не вынимали из кармана остатки своей совести, не уступая места пожилым.

Так же частенько вовремя не уступала мужу место у компьютера и Ксения, занимавшаяся на нём редактированием своих новых фотографий. Но Платон не прогонял жену, всегда поощряя её на творчество.

Закончив своё долгое дело, почувствовавшая неловкость Ксения спросила мужа:

– «Ты что делаешь?».

– «Думаю!».

– «Индюк тоже думал, да в суп попал!».

– «А я не о том думаю!» – ответил писатель, наконец, добираясь до своей «конторки».

Но уже через некоторое время Платон, увлекшись своим творчеством за компьютером, опять традиционно чихнул, тут же прокомментировав жене:

– «Ну, вот! Значит, я опять попал в свою колею!».

И на недоуменный взгляд Ксении тут же пояснил:

– «Так там же всегда глубоко и сыро!».

– «Мне почему-то всё время кажется, что ты как-то не так пишешь?! Потому может быть и чихаешь?» – нашлась и она, что сказать писателю.

– «Говоря о каком-то творческом процессе или, например, о спортивной игре, происходящих в рамках каких-то условий и своих правил, можно сказать, что для гения или таланта всегда важно, что́ он делает, а не как он это делает!».

Но этот его посул был не всегда правилен. Ибо в жизни часто важным было и то, как человек делает своё дело. И Платон вскоре убедился в этом.

Как-то раз пожилой и видимо очень опытный водитель троллейбуса по фамилии Кучер закладывал на скорости виражи, воображая себя Жаном Клодом Кили – единственным мужчиной среди двенадцати девушек, то бишь, пассажиров.

А посреди салона, сидячие места которого в основном сейчас действительно занимали зрелые дамы, стоял, не держась за поручни, Платон Петрович. Его поджарый, с выпяченной грудью, втянутым животом и заметной талией вид вызывал у них восхищённые взгляды.