узнала от Филипа Моррелла, мужа леди Оттолин, о том, что в связи с новыми правилами регулирования средств обращения он больше не сможет посылать деньги из Англии из Фонда Нижинского. Ромола понимала, что хозяин отеля, уже переселивший их в две маленькие задние комнаты верхнего этажа, выселит их в тот же момент, как только они не смогут оплатить счета, так что американская виза становилась все более необходимой.

На Пасху 1940 года она, к своей большой радости, получила телеграмму с сообщением о том, что виза предоставлена и она должна обратиться к американскому консулу в Цюрихе. К сожалению, информация о предполагаемой поездке Нижинского в Америку появилась в вашингтонской прессе и была опубликована в швейцарских газетах в то утро, когда Ромола посетила консула. Он встретил ее с раздражением и отказался предоставить визу, заявив, что, когда их годичное пребывание закончится, если война к тому времени не завершится, Вацлав и Ромола обратятся за продлением, и тогда вся вина будет возложена на него. Ромола послала отчаянную телеграмму в Соединенные Штаты.

Но победоносные войска Гитлера стремительно продвигались по Европе, и Ромола поняла, что, прежде чем она успеет получить американскую визу, если только вообще ей удастся получить ее, они с Вацлавом окажутся в западне в Швейцарии без гроша в кармане. Со своими нансеновскими паспортами они могли жить и проезжать только по нейтральным странам. Венгрия казалась единственной альтернативой. Если Муссолини объявит войну союзникам (что он и сделал 11 июля 1940 года), путь через Италию и Югославию в нейтральную Венгрию будет закрыт. Ромоле советовали воспользоваться своей американской визой, а Вацлава оставить в швейцарской государственной психиатрической лечебнице. Но, хотя она и опасалась повторить опыт прошедшей войны и не слишком полагалась на щедрость своих родителей, все же предпочла отказаться от удобной и безопасной для себя жизни в Америке и остаться с Вацлавом, чтобы не подвергать риску те положительные результаты, которые дало лечение. Это, пожалуй, было ее самым бескорыстным и героическим решением.

Таким образом, жарким июльским днем после долгого утомительного путешествия Нижинский и его жена вернулись в тот город, где в 1912 году она впервые увидела его танцующим.

«Перебравшись через Дунай, мы увидели знаменитые ориентиры, сверкающие в лучах солнечного света: горную цепь, окружающую город, королевский дворец, возвышающийся на холме и господствующий над городом, Парламент, старого Буду, остров Святой Маргариты — картины когда-то столь знакомые нам».

С самого начала Ромола почувствовала, что они не были желанными гостями для ее родителей. В своей книге в конечном итоге она представила свою мать в не слишком привлекательном свете. Никто не встретил Нижинских на вокзале, а когда Ромола позвонила домой из отеля «Ритц», ей сказали, будто Эмилии Маркуш и Пардана нет в городе. Вацлав, видя замешательство Ромолы, мягко заметил: «Не беспокойся. Они просто не успели получить вовремя твое сообщение». Позже родители Ромолы, заботясь, по ее убеждению, прежде всего об общественном мнении, а не о том, чтобы проявить гостеприимство, пришли в отель и пригласили их остановиться у себя. Нижинских снова разместили в тех же комнатах второго этажа большого дома, расположенного в холмистом пригороде, которые они занимали во время первой войны.

Ромола все еще надеялась получить американскую визу и проехать через Югославию в Грецию, а оттуда грузовым судном до Соединенных Штатов. Однако проходили недели, она узнала о тех трудностях, с которыми столкнулся ее юрист, и постепенно оставила эту надежду. Нижинские примирились с необходимостью остаться в Венгрии.

«Моя семья, — пишет Ромола, — не сделала ничего, чтобы облегчить нашу жизнь. Они с недоверием смотрели на Вацлава. Никто не мог быть послушнее, спокойнее и добрее, чем он. Но это не умиротворило их. Я была глубоко обеспокоена, когда осознала, какую большую ошибку сделала, привезя его в свой дом, где он так глубоко страдал в прошлом. Поместить его сюда, в эту недоброжелательную атмосферу, насыщенную раздорами и подозрением, особенно после того, как он перенес лечение инсулиновым шоком, было ошибкой с далеко идущими последствиями. Вацлаву необходимо было окружение добрых людей, которые относились бы к нему с сочувствием и пониманием. Он был застенчивым, словно ребенок, устанавливающий свои первые контакты с жизнью и обществом, ему надо было заново приспособиться к реальности и к людям».

В марте 1941 года Югославия разорвала отношения с Гитлером и немецкие войска двинулись через Будапешт. В течение месяца они проникли в Грецию. В Венгрии, оказавшейся всецело под властью немцев, фактически правил немецкий посол, и у Ромолы были все основания опасаться за жизнь Вацлава, так как немцы истребляли душевнобольных. Венгрия пока еще не находилась в состоянии войны с Россией, и Ромола посетила русского консула в надежде получить визы и уехать через Россию в Америку. Но в июне Германия вторглась в Россию. Ромола и Вацлав были в городе, когда она услышала новость.

«Я замерла, словно приросла к месту, — пишет она. — Снова нам суждено стать военнопленными. „Рома, почему ты молчишь? В чем дело? Что тебя беспокоит?“ — спрашивал Вацлав. Я вспомнила совет, который много лет назад дал мне профессор Блойлер, о том, что нужно говорить правду, но делать это очень осторожно. Поэтому я сказала: „Немецкая армия вошла в Россию. Если Венгрия присоединится к Германии, мы должны быть готовы к тому, что нас могут снова интернировать. Не бойся, мы вместе“».

Чтобы заработать немного денег, Ромола стала писать статьи по искусству, но ей пришлось доказывать свое арийское происхождение Литературному совету, прежде чем получить разрешение на публикации. Она также подготовила венгерское издание дневника Нижинского.

В декабре 1941 года после Перл-Харбора Венгрия объявила войну Великобритании и Соединенным Штатам. Когда консульства этих стран готовились к отъезду, Ромола умоляла взять их с Вацлавом с собой, но они не могли этого сделать. Родители Ромолы просили ее уехать. Ее отчим был евреем, хотя и принявшим христианство, и находился теперь в опасности, а Эмилия Маркуш прятала в своем доме других евреев. Земля, на которой был построен дом, был куплен на деньги, оставленные Ромоле отцом, и она отказалась уезжать. Однако Вацлав очень болезненно реагировал на враждебную атмосферу, и Ромола стала подыскивать другое жилье. С помощью своего кузена Пауля фон Бохуса она сняла коттедж за городом у озера Балатон, и в течение нескольких месяцев они с Вацлавом наслаждались мирным существованием, купаясь в озере и совершая прогулки. Но однажды их посетила местная полиция, явно считавшая их русскими агентами. Нижинские решили вернуться в Будапешт.

Ромола сняла небольшой домик на Швабхеди, на холме неподалеку от