имевшая балетную школу в Кенте, приехали навестить Нижинских. Он с удовольствием поговорил с мадам Легат об Императорской школе и Мариинском театре.

Весной 1948 года Ромола нашла маленький домик, называвшийся Уинмид в Виргиния-Уотер, на краю Виндзор-Грейт-парк. Вацлав с наслаждением гулял или ездил на машине по парку, а порой сидел в саду. Ромола иногда отвозила его в Лондон или в театр. Он видел индийские танцы Рама Гопала, с которым ощущал близость, и аплодировал юному гибкому мексиканцу Луисильо, выступавшему с труппой фламенко Кармен Амайи в Театре Принца (теперь Шафтсбери)*[407].

Падение подковы, висевшей над парадной дверью в Уинмиде, предвещало наступление полосы несчастий. Ромола упала и порвала связку. Ей пришлось пролежать восемь недель, во время ее болезни Вацлав нервничал и беспокоился. «Он брал мою ногу в руки и был очень внимательным». Затем слуга Вацлава, которого тот любил, сообщил о своем намерении уйти, и было нелегко найти ему замену. Александр Корда собирался поставить фильм, основанный на книге Ромолы, и обещал отвезти Нижинских в Америку. Теперь он решил, что не сможет поставить фильм, и Ромола оказалась без работы.

Вацлав позировал молодому польскому скульптору, который не только вылепил его бюст, но и сделал гипсовый слепок ноги. Вместе с Ромолой он посетил школу Легат в Танбридж-Уэлс и стал крестным отцом дочери молодого танцора. Иногда приезжала Маргарет Пауэр посидеть с ним, когда Ромоле нужно было уйти. Он снова занялся рисованием. Это была спокойная жизнь. Когда Ромола входила в комнату, он поднимал на нее глаза, улыбался с таким обаянием и нежностью, и ей казалось, что она вышла замуж за человека редкой души, а вся ее борьба и страдания оказались не напрасными. «Я ощущала себя абсолютно счастливой, просто сидя с ним в одной комнате, столько нежности и доброты он излучал».

Ромола обратила внимание на то, что во время прогулок он стал часто прикладывать руку к пояснице. Местный врач, доктор Уилсон, решил, что боль вызвана невралгией. Вацлав никогда не жаловался на здоровье — только время от времени на головную боль. Но осенью 1949 года произошло несколько вызвавших тревогу сильных приступов икоты. Ромола отвезла его в Лондон и показала профессору Плешу, знаменитому немецкому врачу, тогда уже вышедшему на пенсию, который определил болезнь почек и прописал строгую диету.

На Рождество Ромола получила сообщение, что ее мать умерла в возрасте восьмидесяти девяти лет. Срок аренды их дома в Вирджиния-Уотер истекал в конце января, и хозяин отказывался возобновить ее. 30 января Ромола еще не нашла другого дома, а когда она упаковывала вещи, Вацлав сказал: «Как цыгане!» Они вернулись на несколько дней в Грейт-Фостерс. «Затем совершенно неожиданно, — пишет Ромола, — абсолютно незнакомый человек майор Райт, услышавший о нашем затруднительном положении от какого-то агента по недвижимости, позвонил мне и сказал: „У меня есть дом с центральным отоплением у моря, неподалеку от Арундела. Он маленький, но приятный, особенно весной. Буду рад предоставить его мистеру Нижинскому“. Это казалось слишком большой удачей, чтобы быть правдой, мы с благодарностью приняли предложение». Под завывание бури они отправились по направлению к Растингтону в Суссекс. Вацлав всегда нервничал в дороге, но через несколько дней он успокоился и, когда погода улучшилась, отправлялся на прогулки в парк герцога Норфолкского в замок Арундел. Они находились всего в нескольких милях от того места, где жила и училась Ромола, когда девочкой приехала сюда с мисс Джонсон. Но Нижинский, казалось, получал от прогулок меньшее, чем обычно, удовольствие; его лицо порой краснело, и он пользовался любой возможностью, чтобы присесть.

Из Парижа позвонил Серж Лифарь, чтобы обсудить гала-представление, которое он планировал дать в июне, и надеялся, что на нем будут присутствовать Нижинские. Это вполне их устраивало, так как Ромола собиралась показать Вацлава летом специалисту в Швейцарии. Лифарь также сказал, что собирается приехать с артистами Парижской оперы, чтобы принять участие в телепрограмме, и прибудет 2 апреля. Ромола решила, что приедет в Лондон с Вацлавом, чтобы повидаться с ними. Она выехала вперед, чтобы встретить Лифаря в аэропорту, а в воскресенье днем, 2 апреля, встречала Вацлава на вокзале Ватерлоо. Он весело помахал ей из поезда. Они остановились в отеле «Уэлбек», где их навещали Лифарь и его друг Жан Бо. Би-би-си пригласила их на репетицию французских танцоров во вторник.

В то утро Вацлав жаловался на головную боль, но тем не менее захотел выйти прогуляться. Ромола отвела его в находившийся неподалеку музей «Коллекция Уоллеса». Он внимательно рассматривал картины и долго простоял у картины Лайкре «Камарго». За ленчем у него было хорошее настроение, и он подписал несколько фотографий.

«Мы провели всю середину дня во дворце Александры, наблюдая за репетицией балета „Гранд-опера“. Все это очень интересовало Вацлава — он всегда обожал механические изобретения. Рядом с ним главный инженер поставил телевизор, так что он мог одновременно наблюдать за представлением и за танцем на сцене».

Ему очень нравилась Нина Вырубова, которую он видел несколько месяцев назад в поставленном Роланом Пети старом балете Тальони «Сильфида», теперь она выступала с балетом «Гранд-опера».

Ее танец очаровал Вацлава, он все время улыбался.

Репетицию прервали, и мистер Норман Коллинз, директор телестудии Би-би-си, предложил нам чай. Присутствовали Серж и несколько служащих компании. Вацлав выглядел веселым и довольным.

Когда мы вернулись домой, Ваца после легкого ужина сразу же лег спать. Он закрыл глаза и не хотел с нами разговаривать. Внезапно я заметила, что он сжал руки, а затем пальцами одной руки принялся исполнять танцевальные движения, как делал много лет назад, создавая новую хореографию. «Как странно», — подумала я. Затем левой рукой он стал выполнять пор-де-бра вокруг головы, как делал, танцуя «Призрак розы».

В среду утром Ромола почувствовала беспокойство по поводу состояния здоровья Вацлава и решила посоветоваться с врачом.

«Я позвонила ему около десяти часов и попросила тотчас же прийти, но он не смог. Температуры у Вацлава не было, но он отказывался есть и безжизненно лежал на кровати. Пульс у него был чуть быстрее обычного. Я принялась обзванивать знакомых, пытаясь найти заслуживающего доверия врача. Было уже около трех часов дня, когда мне наконец порекомендовали хорошего венгерского врача. В последнее время он практиковал в Германии и в Лондоне. Я позвонила ему и попросила как можно скорее приехать. Вскоре он прибыл.

Его встревожило высокое давление Вацлава, и он взял кровь на анализ. Мне он сказал, что не начнет лечение до тех пор, пока не получит результатов анализа, так как иначе не