Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так это что же? – Голос его задрожал. – Невидимка?
– А разве не похож? – Черномазый самодовольно улыбнулся в бороду. – Всё получилось! Кто бы сомневался!
Лицо командира стало мрачнеть.
– А ты, значит, знал? И решил над нами…
– Знал, да только шибко сомневался, – чистосердечно ответил старик. – Могло ведь и не получиться. Последний раз я такое делал сто десять лет назад.
Лейтенант пошёл, поднял фуражку и пистолет, сел на холодную рельсу и потрогал шишку на голове.
– Вот это паровоз, – озадаченно прошептал, глядя туда, где было как будто пусто. – Американцы, я знаю, самолёт-невидимку построили по технологии «стелс». А это? Как вам удалось?
Черномазый старик улыбнулся, польщённый.
– Ты, сынок, давал подписку о неразглашении? Давал. Так что, смотри, не сболтни. Это государственная тайна.
5
Поезд-невидимка медленно – будто на цыпочках – покинул глубокий тоннель, где произошло преображение простого железа – в железо волшебное, никакому глазу не доступное. Выехав из каменного жерла, поезд-невидимка разогнался до такой кошмарной скорости, что его – незримого – стали принимать за полёт сорвавшейся звезды, потому что за ним развивался огромный серебряный хвост, который всегда развивается вслед за падучими звёздами или за самолётами – инверсионный след. Только странно было тем, кто наблюдал за этой удивительной звездой – она летела низко над землёй и как-то ловко, даже виртуозно умудрялась огибать горные вершины, чтобы не врезаться в них, не разбиться в мелкую звёздную пыль. А впрочем, таких наблюдателей было немного. Странная звезда по-над землёй пролетела несколько секунд и пропала за горизонтом – точно сгорела. Хотя на самом деле эта сумасбродная «комета» опять заскочила в тёмный глубокий тоннель, который своим потайным рукавом доходил до самого Стольного Града.
«Так быстро? – изумился черномазый машинист, глядя на доску приборов. – Вот это скорость! Все стрелки едва не зашкалили!»
Пролетев мимо красного какого-то светофора, торчащего на развилке двух рукавов, поезд-невидимка зарезал штук пятнадцать жирных, обнаглевших крыс, беззаботно бродящих по рельсам – не успели отскочить. Кажется, ещё секунда или две и раздухарившийся поезд-невидимка выскочит не только за пределы Стольного Града – за пределы страны вообще. «Господи! – Машинист растерялся. – А где, какую кнопку нажимать?» Замирая сердцем, он резко надавил на красный круглый поплавок – и тут же за спиною приглушённо хлопнул раскрывшийся тормозной парашют, а вслед за ним сработал второй и третий. Машинист повеселел и уже уверенней нажал другую кнопку, где светилась удивительная надпись: «кнопка превращений».
Раздался лёгкий звон, похожий на разбитую посуду, и поезд-невидимка превратился в нормальный поезд – видимый, тихо скрипящий тормозными колодками.
И тут же возле поезда оказался какой-то элегантный человек, одетый в форму железнодорожника: тёмно-синий китель с галунами, белая рубашка с галстуком.
– Ямщик, не гони лошадей! – весело сказал он, заходя в кабину. – Ну, как? Всё по плану?
– Ямщиком, однако, будешь ты, – сказал черномазый. – Я своё дело сделал.
– Отлично сделал, Абрам Арапыч! Только чем-то, вижу, недоволен.
– А ты чего развеселился? Не на праздник собрались.
– Ну, и плакать по этому поводу я не хочу! Давай, расскажи, где тут, что нажимать. Я, правда, инструкцию выучил, как «Отче наш», но всё-таки…
Абрам Арапыч, прежде чем покинуть кабину, приглушённо проинструктировал человека в железнодорожной форме, и после этого суперсовременный поезд, врубая лобовой брильянтовый прожектор, медленно проехал по рукавам тоннелей и остановился возле широкого подземного перрона, расположенного в самом сердце Стольного града. Где-то ударил станционный колокол и перрон стал заполняться народом примерно так же, как заполняется самый престижный театр.
Расфуфыренные господа и дамы там и тут завиднелись. Какие-то важные «испытанные остряки» – словно цитируя Блока – «заламывая котелки», взялись фланировать около удивительного поезда. Эти люди, довольные жизнью и собой, с лёгкой сытой надменностью переговаривались, покуривая и пошучивая.
– И вы здесь, голубчик?
– А как же! Без меня даже с места этот поезд не тронется.
– Вот уж не думал, что вы здесь в качестве тормоза.
– Именно так. Мне приказано задержать отправку, если они там задержатся.
– Кто? Ах, да! Понятно! Стало быть, ОНЕ тоже с нами поедут?
– ОНЕ всегда с народом. ОНЕ тут пассажир под самым первым номером.
Ямщик-машинист, сидящий в кабине, по секретной связи довольно чётко слышал все эти разговоры на перроне. И на лбу машиниста – как всегда в минуты напряжения – набухла вертикальная вена. Ямщик разволновался, прекрасно понимая, какого пассажира под первым номером все с нетерпением ждут. Зрачки его расширились, руки вспотели. Пытаясь унять волнение, он достал металлическую плоскую фляжку, резким движением свернул ей сверкающую голову – пробка упала под ноги. Запрокинув дрожащую фляжку, ямщик едва не захлебнулся крупным глотком спиртного – капли побежали под губами, на подбородок попали. Но обеспокоенность не только не прошла – увеличилась, потому что на экране монитора ямщик увидел чёткое, панорамное изображение перрона. Время от времени поглядывая на монитор, ямщик стал ребятишек замечать. Беспечные и беззаботные – как все дети на свете – они ходили и бегали около поезда, наполняя воздух щебетом ласточек и весёлой трескотнёй сорок. Заставляя себя успокоиться, ямщик нахмурился и выключил монитор. «Всё идёт по плану! – сказал сам себе. – И не надо лирики. Лес рубят – щепки летят. Да и вообще… Русским языком же было сказано: детей с собой не брать. Нет, они крутые, они блатные, им всё можно! Мне только нельзя!» Он закурил. Детвора, промелькнувшая около поезда, заставила ощутить под сердцем сосущую тоску, перемешанную с озлоблённостью. Он жадно смолил папиросу и думал, что и у него – как в любой нормальной семье – могли бы родиться детишки; тоже бегали сейчас бы, щебетали. А где теперь она, единственно любимая? И где теперь он – чем его заставили заниматься Воррагамы и Нишыстазилы? Они слишком долго запрягали его, русского мужика, и вот теперь пришла пора прокатиться, только прокатиться не по Тверской-Ямской – по Млечному пути помчимся, господа, до станции Космическая Чёрная Дыра.
Отвлекаясь от горестных дум, ямщик посмотрел на часы. Время до отъезда ещё было и он решил покинуть подземелье. Натянув на брови фуражку с эмблемой железнодорожника, он отправился наверх – свежим воздухом подышать и навсегда попрощаться с этим древним, сердцу милым Стольноградом.
1
Как сильно, как печально изменился облик Стольнограда. Черты его и раньше страдальчески наморщивались под нажимом времени, под напором завоевателей. Сколько было тут царей, князей, опричников, стрельцов; сколько тут прошло татарских ханов, польских ляхов, наполеонов и наполеончиков разных мастей. А сколько раз горел он – деревянный город, резной от крыльца до креста в поднебесье. И каждый раз он – дерзко и упрямо – восставал из пепла как волшебный Феникс. И потом, уже одетый и обутый в камень, Стольноград взлетал на воздух – рвали динамитом. И опять он воскресал, поднимая головы золотых церквей, монастырей, наполняя души верою, любовью и надеждой… Черты его лица – черты самобытные, неповторимые – внятно и разборчиво проступали сквозь века и сквозь пространства; этого, казалось, нельзя было отнять никакому врагу, никаким непогодам. И вот именно это теперь отнималось – незаметно, подспудно. Капля за каплей Стольный Град обескровливался на закате ХХ века. Мало того, что он утрачивал свои национальные внешние черты – он изнутри менялся. Неуловимо и неумолимо из этого древнего города выветривался русский дух, составляющий основу, тот краеугольный крепкий камень, который был заложен предками в самое основание.