В тот же день (незадолго до начала военного парада на Красной площади) Вальтер Кривицкий увидел советских маршалов:

«Последний раз я увидел моего старого начальника маршала Тухачевского 1 мая 1937 года на Красной площади…

Маршал шёл через площадь. Он был один. Его руки были в карманах. Странно было видеть генерала, профессионального военного, который шёл, держа руки в карманах. Можно ли прочесть мысли человека, который непринуждённо шёл в солнечный майский день, зная, что он обречён? Он… проследовал к фасаду Мавзолея Ленина – традиционному месту, где находились генералы Красной Армии во время майских парадов.

Он был первым из прибывших сюда. Он занял место и продолжал стоять, держа руки в карманах. Несколько минут спустя подошёл маршал Егоров. Он не отдал чести маршалу Тухачевскому и не взглянул на него, но занял место за ним, как если бы он был один. Ещё через некоторое время подошёл заместитель наркома Гамарник. Он тоже не отдал чести ни одному из командиров, но занял место в ряду, как будто бы он никого не видит…

Обычно генералы оставались на своих местах во время демонстрации трудящихся, которая следовала за военным парадом. Но на этот раз Тухачевский не остался. В перерыве между двумя парадами маршал вышел из ряда. Он всё ещё держал руки в карманах, шагая по опустевшему проезду прочь с Красной площади, и скоро скрылся из виду».

4 мая на первой странице «Правды» была помещена большая фотография Сталина на трибуне Мавзолея во время праздничной демонстрации трудящихся. А на последней странице скромно сообщалось о том, что драматурги Владимир Киршон и Александр Афиногенов подлежат исключению из состава правления Союза советских писателей.

5 мая газета «Вечерняя Москва» неожиданно вновь напомнила о том, что…

«…ещё 2 года назад были резко отрицательные отзывы о пьесе “Умка белый медведь”».

8 мая Всеволод Балицкий, показавший папку Департамента царской полиции генсеку Украины Станиславу Косиору и командующему войсками Украинского округа Ионе Якиру, был снят с поста наркома внутренних дел Украины и переведён на должность начальника Управления НКВД Дальневосточного края. Здесь он стал помогать первому секретарю Дальневосточного крайкома партии Иосифу Варейкису наводить на Дальнем Востоке «порядок» с помощью «большого террора».

9 мая был арестован видный чекист Сергей Васильевич Пузицкий, принимавший участие в задержании Сиднея Рейли, Бориса Савинкова и в похищении генерала Кутепова.

12 мая арестовали начальника Военной академии имени Фрунзе командарма 2 ранга Августа Корка, тоже ознакомившегося с жандармской папкой.

13 мая по обвинению в «сочувствии троцкизму, организации антисоветского заговора в НКВД и РККА, а также в подготовке терактов» был арестован бывший начальник Иностранного отдела НКВД Артур Артузов.

А следователи Лубянки продолжали добиваться «признаний» от последственных.

Аркадий Ваксберг:

«Ещё несколько месяцев “запирательств”, и лубянские мастера могли рапортовать о победе: 14 мая 1937 года Примаков начал признаваться во всём. То есть подписывать абсолютно всё, что вкладывали в его уста истязатели. Разумеется, он состоял в руководстве военного заговора, разумеется, организатором готовившегося переворота был Тухачевский, разумеется, среди заговорщиков, как того и хотелось авторам сочинённого на Лубянке сценария, были Иона Якир, Иероним Уборевич, и ещё много других. И тем более разумеется – все нити вели лично к Льву Троцкому…

Дожившие до оттепели двое его истязателей – Владимир Бударев и Алексей Авсеевич – рассказали (первый в 1955 году, второй в 1962-м), что ни один из так называемых заговорщиков не подвергался столь жестоким пыткам, как Примаков».

Заместитель министра госбезопасности СССР (с 1946 по 1951 годы) Николай Николаевич Селивановский в декабре 1962 года к этому добавил:

«Зверские, жестокие методы допроса сломили Примакова… Ему приписали то, чего он не говорил даже под пытками».

15 мая арестовали заместителя командующего войсками Московского военного округа комкора Бориса Фельдмана, который предлагал как можно скорее расстрелять Сталина.

В НКВД началось следствие. О том, какими методами оно проводилось, написал Вальтер Кривицкий. По его словам, это была…

«…машина физических и моральных пыток, противостоять которой у них не было сил».

Узников допрашивали ночами, не давая им спать (днём в тюрьме спать не позволялось). Мало этого, подследственных на допросах заставляли стоять.

Вальтер Кривицкий:

«Эта форма пытки входила в первую стадию “конвейерной системы” допроса. За это отвечали молодые рядовые следователи, “сотрудники” Ежова. Они начинали допрос с грубого приказа заключённому после того, как было велено стоять под светом ламп:

– Признайся, что ты шпион!

– Мне не в чем признаваться.

– Но у нас есть доказательства. Признайся, ты, такой-сякой!

За этим следовал поток брани, злобных нападок и угроз. Когда заключённый продолжал упорствовать, следователь ложился на диван и оставлял заключённого стоять часами. Когда следователю нужно было уйти, за заключённым смотрел охранник, который следил, чтобы тот не сел, не прислонился к стене или стулу».

Борис Ефимов:

«Таковы были нравы той эпохи. Сталин считал, что все без исключения, будь то член политбюро или рядовой стукач, должны жить в постоянном страхе. Вот почему огромная машина под названием ГУЛАГ работала без устали круглые сутки, круглые годы, круглые десятилетия».

Вальтер Кривицкий привёл в качестве примера судьбу одного немецкого коммуниста, которому энкаведешники не давали спать, требуя «признаний»:

«…после шести месяцев допросов этот бесстрашный человек “сознался”, что он агент германской военной разведки.

– У меня в голове гвоздь, – повторял он. – Дайте мне что-нибудь, чтобы заснуть».

Чекиста Сергея Пузицкого его бывшие коллеги допрашивали тоже достаточно основательно (то есть чрезвычайно жестоко), и он тоже был вынужден сознаться во всём, в чём его обвиняли.

Вальтер Кривицкий:

«…в ОГПУ в ходе чисток было утрачено само понятие вины. Причины ареста человека не имели ничего общего с предъявленным ему обвинением. Никто не искал их. Никто не спрашивал о них. В правде перестали нуждаться…

Цель двух судебных процессов по “делу о государственной измене” старых большевиков была полной загадкой для всех просоветских сил в Западной Европе. Масштаб сталинской чистки возрастал день ото дня, и это подтачивало единство наших сторонников за границей».

А лётчик Валерий Чкалов продолжал добиваться от советских властей разрешения для полёта его экипажа через Северный полюс в Америку. Наконец, в мае месяце это разрешение было получено.